Николай кивнул и пообещал:
— Сделаю.
Он сообщил мне, где стоял чайник.
— М-да, — сказал Николай. — Хозяйничайте тут без меня. Скоро вернусь.
Расположением комнат дом Уварова походил на дом моих родителей. С тем лишь исключением, что «первую» и «вторую» гостиную не разделяла стена. Я прошёл в эту здоровенную гостиную, где дышала жаром натопленная печь (оставил Лену и Ниночку в крохотной комнатушке-спальне), согрел на печи в стареньком эмалированном чайнике воду.
Побродил по Колиной гостиной, пока закипала вода. Отметил, что именно здесь Уваров отмечал встречу Нового года — в одиночестве. На скромно сервированном столе помимо тарелок с закусками и бутылки «Столичной» я увидел фотографию в деревянной рамке. Коля мне её уже показывал, когда мы с ним в сентябре «разговаривали за жизнь».
На том фото я увидел молодую женщину. Снова подивился тому, как сильно женщина на фото походила на Маргариту Лаврентьевну Рамазанову. Причёска и разрез глаз, овал лица — в точности, как у Марго. Лица женщин различались лишь формой носа и полнотой губ.
«Уварова была бы сейчас на пару лет постарше Марго, — подумал я. — Коля говорил: его жена слегка картавила. И ещё: она, наверняка, не пахла французскими духами». От созерцания фото меня отвлёк нервно застучавший крышкой чайник. Я поставил рамку с фото рядом с бутылкой водки, подхватил со стола полотенце и поспешил к печке.
Прекрасно помнил: тот самый доктор, что рассказывал мне о стадиях замерзания, советовал при переохлаждении пить горячие сладкие напитки. Чай я заварил в металлической кружке. Отыскал кусок марли — через него разлил чай по чашкам (достал их из серванта и сполоснул кипятком). Щедро сыпанул в чашки сахар: на глазок, но без лишней скромности.
Отнёс две чашки девчонкам в спальню — вернулся за своей порцией парящего крепкого напитка. Уже предчувствовал, что нынешняя поездка вскоре обернётся для меня как минимум насморком. Сообразил, что единственной болезнью, какую я пока прочувствовал по возвращению в молодость, было банальное похмелье. Вздохнул, покачал головой.
Осторожно взял в руки горячую чашку. Сделал крохотный глоток чая — приторно сладкий напиток теплом прокатился по горлу. Мои руки давно согрелись, но в кончиках пальцев я всё ещё чувствовал покалывание. Я посмотрел на тёмный прямоугольник окна, ухмыльнулся. Представил, как буду на экзаменах кашлять и шмыгать носом.
Подумал: «Ну, а ты как хотел, Сергей Леонидович? Ты же не Супермен. А всего лишь Чёрный дембель».
Уваров отсутствовал примерно четверть часа. Вернулся, привёл худую красноносую женщину — главного деревенского лекаря. Мы передали ей заботу о задремавшей на перине Ниночке. Хмурый Коля поспешно выпил со мной по стопке водки «за Новый год» и снова ушёл: на этот раз он поспешил к Ниночкиной бабушке. Я усадил Котову за стол, отыскал для неё в серванте чистую тарелку. Велел ей попридержать скромность и стеснительность, хорошенько подкрепиться перед обратной дорогой. Плеснул Лене в чистую стопку пятьдесят граммов водки — велел, чтобы она проглотила их в качестве лекарства.
Сам я тоже подлечился, закусил лекарство хрустящим солёным огурцом.
Котова носовым платком вытерла выступившие у неё на глазах слёзы.
— Сергей, — произнесла она, — ты обещал, что расскажешь: как узнал о девочке.
Я мазнул взглядом по портрету Колиной покойной жены, вилкой подцепил с тарелки кусок кровяной колбасы. Сунул его в рот и прожевал, прислушиваясь к вкусовым ощущениям. Одобрительно кивнул головой.
— Обещал, значит расскажу, — сказал я.
Посмотрел, как Котова нерешительно ковыряла вилкой куриную грудку (я собственноручно нагрузил тарелку Лены едой). Взял из металлической миски большой огурец. Откусил от него большой кусок.
— Но только давай так, Котова, — пробубнил я с набитым ртом, — откровенность за откровенность. Договорились?
Лена кивнула.
— Договорились, — сказала она.
Оставила в покое куриное мясо, положила на стол вилку. Лена откинулась на спинку стула. Сложила на столешнице руки, будто приготовилась к ответам на экзамене.
— Тогда скажи мне, Котова, чего ты от меня хочешь? — спросил я.
Лена кашлянула, взмахнула ресницами.
— В каком смысле? — сказала она.
— В прямом.
Я дожевал огурец и продолжил:
— Влюблённость обычно длится от двух до четырёх месяцев. Так говорит наука.
Откупорил бутылку, плеснул водку в стоявшую рядом с Леной стопку. Котова помотала головой; выставила перед собой ладонь, как тот человек на известном агитационном плакате.