Баранов замолчал, чуть склонил на бок голову.
— Погоди-ка, Чернов. Я же тебе сегодня поставил «отлично». Разве не так?
Профессор расслабил узел на своём галстуке.
— Всё так, Виктор Константинович, — сказал я. — Я не оценку у вас пришёл клянчить. Хочу перед вами покаяться.
Баранов удивлённо изогнул брови.
— Даже так? — сказал он. — Ну-с, кайтесь. Послушаю вас.
— Папа!
Рита вскинула руки.
Края её халата вновь разошлись, продемонстрировав мне и профессору усеянную родинками ложбинку на женской груди.
Рита тут же спрятала её под одеждой.
— Папа, вы ведь не в прихожей будете разговаривать? — сказала она. — Мужчины, идите на кухню, за стол. Там пообщаетесь. А заодно я накормлю вас ужином.
От ужина я отказался.
Но не отказался от посыпанного корицей печенья и от крепкого горячего чая.
Уселся за стол напротив Баранова. Расправил плечи, приосанился, расстегнул пиджак. Наблюдал за тем, как профессор с аппетитом уминал жареную картошку.
Рита присела на стул слева от меня. Свет электрической лампы пробивался сквозь толстое стекло плафона люстры. Он придавал коже Барановой желтоватый оттенок.
— Виктор Константинович, — сказал я. — Помните Лену Котову из моей группы? Она сегодня завалила экзамен…
Я воспользовался тем, что профессор увлечённо жевал — не прерывал меня. Рассказал ему и его дочери «трагическую» историю студентки группы «ОиНТ-73» Елены Котовой. Взвалил на себя вину за болезнь Лены: сказал, что по моей вине она провела полночи на холоде. Описал Барановым новогоднюю поездку к «моему одинокому недавно потерявшему жену и маленькую дочь приятелю». Поведал, как мы с Котовой подобрали на дороге «замёрзшего ребёнка» («дочь деревенского участкового»). Упомянул и лекарство, которым Наташа Торопова накануне экзамена «ставила на ноги» простудившуюся подругу. До кучи приплёл и летний случай с аварией самолёта, когда Котова едва не лишилась возможности обучаться в МехМашИне.
— Я слышала об этом случае! — заявила Рита. — Мне на работе о нём рассказывали. Кошмар!
Профессор поднял на меня глаза.
— Ну-с, и чего вы от меня хотите, Чернов? — спросил он.
— Виктор Константинович, — сказал я. — У Котовой пошла сплошная полоса невезения в жизни. Лена совсем приуныла. Особенно после двойки на экзамене. За каникулы Ленка окончательно падёт духом. Если не пересдаст экзамен раньше.
Я затолкал в рот печенье — наблюдал за тем, как профессор накалывал на вилку румяные ломтики картофеля.
— Виктор Константинович, жалко ведь девчонку. Да и заболела она по моей вине. Если бы я мог, с радостью бы отдал ей два бала от своего «отлично». Ей бы на каникулах успокоиться, отдохнуть от учёбы. Подлечиться…
Баранов хмыкнул.
— Рецепт лекарства от простуды мне понравился, — сказал он. — Обязательно приму его на вооружение.
Он положил вилку на край тарелки.
Вздохнул. Покачал головой.
— Серёжа, а эта Лена Котова — она твоя невеста? — спросила Рита.
Баранова посмотрела мне в глаза: пристально, внимательно, настороженно.
Я хмыкнул, покачал головой.
— Нет. У меня нет невесты.
Заметил, что взгляд Барановой потеплел, будто оттаял.
— Мы с Котовой друзья, — сообщил я. — Лена очень хороший и отзывчивый человек.
Рита улыбнулась, взглянула на своего отца.
— Папа, а почему бы тебе не помочь хорошему человеку Лене Котовой? — спросила она.
Прикоснулась к плечу родителя.
— Прими у неё экзамен до каникул, — попросила Рита. — Ну, что тебе стоит?
Профессор покачал головой.
— Доча, ты не понимаешь…
Баранов капризно скривил губы.
Рита перебила его:
— Папа, я всё понимаю. И точно знаю, что ты у меня тоже хороший и отзывчивый.
Рита погладила отца по руке — профессор насупился.
Баранова хитро взглянула на меня. Края халата у неё на груди снова раздвинулись — я невольно залюбовался россыпью родинок на белой коже. Подумал о том, что давно не ночевал у Светочки. Ельцова допоздна работала в субботу перед Новым годом, да и я в тот день готовил украшения для тортов. Но я непременно навещу её послезавтра. Я подумал о том, что родинки на коже у Барановой походили на созвездия. Те, что были ближе к шее, напоминали Большую медведицу. Рита заметила направление моего взгляда, но не поправила халат. Повела плечами — моему взору предстала уже не только ложбинка. Рита мизинцем отправила за ухо прядь волос. Она пристально смотрела мне в глаза, улыбнулась.