Петли калитки поприветствовали нас жалобным скрипом.
— Настька, куда же ты пропала?! — воскликнула тощая. — Я тебя утром искала! Переживала!
— Заткнись, Зинка! — рявкнул на неё Фёдор (я узнал его не по лохматым прядям давно нестриженых волос и не по покрытой шикарным морским загаром коже — опознал его по опухшему носу и по фингалу под правым глазом).
Фёдор вскочил с лавки, указал на меня рукой и заявил:
— Пацаны, это тот самый гад, о котором я вам говорил! Так и знал, что он вместе с этой дурой сюда припрётся!
Федя грозно сжал кулаки.
Меня и Фёдора Тартанова разделяли примерно пять метров застеленного подгнившими досками двора. Я преодолел их за две секунды. На «двоечку» не расщедрился — нанёс Феде только «прямой в челюсть».
Фёдор взмахнул руками, закатил глаза.
Четверо молодых мужчин и тощая Зина даже не пошевелились, пока Тартанов падал на землю.
Я обвёл взглядом собравшихся около стола людей и спросил:
— У кого-то ещё есть ко мне претензии?
Мужчины и тощая девица покачали головами.
За моей спиной громко хмыкнул Артурчик.
— Замечательно, — сказал я. — Тогда никого не задерживаю, товарищи. Все свободны. Валите отсюда.
Наблюдал за тем, как приятели лежавшего на земле Феди Тартанова друг за другом поспешили к калитке. Около стола они оставили два черенка от лопат или граблей и похожую на дубину толстую ветку. На столе я увидел недопитые бутылки с пивом.
Заметил, что вслед за мужчинами дёрнулась к выходу со двора и тощая девчонка.
Скомандовал:
— Зина, останься.
Тартанова замерла, словно посмотрела в глаза Медузы Горгоны.
— За братом проследи, — сказал я, — пока он не очнётся.
Обернулся и встретился взглядом с глазами Анастасии Бурцевой.
Усмехнулся.
«Ну вот, Сергей Леонидович, — мысленно обратился я сам к себе, — «опора» созрела. Где там твой «рычаг Архимеда»? Ты ведь всё ещё намерен перевернуть Землю?»
Глава 22
На крыше дома ворковали голуби. По небу метались крикливые чайки — они будто неразборчиво ругались на всех и вся смачными «морскими словечками». Я следил за тем, как Бурцева хозяйничала в доме подруги, собирала свои вещи: изредка я видел в окне очертания её фигуры. Заметил, что Артурчик не скучал: он нашёл на столе непочатую бутылку пива, живо её откупорил и смотрел на окружающий мир со счастливой улыбкой. Мы с Кириллом лениво срывали с дерева ещё зеленоватые абрикосы, лениво жевали их (дегустировали «дары природы»). Брат и сестра Тартановы следили за нами, хмурили брови. Фёдор вышел из нокаута относительно быстро. И почти пришёл в себя, к тому времени, когда Настя Бурцева вышла из дома с большим потёртым чемоданом в руке.
— Я всё собрала, — сообщила Анастасия. — Можем идти.
Я заметил, что «ноша» тянула её к земле — на шее Бурцевой под загорелой кожей напряглась тонкая жилка.
— Всё, так всё, — сказал Артурчик. — Надеюсь, что возвращаться мы сюда не будем.
Он без особого энтузиазма посмотрел на чемодан. На чемодан взглянул и Кирилл: он будто прикинул, кто потащит эту громадину до пансионата. Я подумал о том, что мог бы уже в ближайшее время подарить советским гражданам немножко «комфорта» — если бы внедрил в производство сумки и чемоданы с колёсами. Но тут же вспомнил о нынешнем состоянии советских дорог (особенно в деревнях и в посёлках) и признал, что изделия с колёсами в СССР были бы недолговечными. Бурцева держала свою ношу будто из последних сил. Я взял у неё чемодан, взвесил его в руке. Отметил, что колёса чемодану точно бы не помешали. Окинул взглядом принарядившуюся Настю: Бурцева сменила рваную блузу на белую футболку, натянула джинсы и даже брызнула на себя духами.
Я подумал, что духи пахли приятно, хотя их аромат и смешался с запахом табачного дыма.
Бурцева заметила, как я принюхивался — сквозь загар у неё на скулах проступил румянец.
— Нравится? — спросила Анастасия. — Это французские духи, мне их дедушка подарил. «Chahel номер девятнадцать» называются. В прошлом году за границей их признали лучшими духами.
— Неплохие, — сказал я. — Приятный запах. Французы хорошие парфюмеры.
Анастасия Бурцева улыбнулась, чуть запрокинула голову, будто решила: я понюхаю её шею.
К Настиной шее я не наклонился.