— Разделяю ваше негодование, господин Рушинский. Поверьте, в этом случае мне тоже не хотелось отдавать подобное приказание. Но что я мог сделать? Ведь вопрос о государственной безопасности…
— …не имеет к вам никакого отношения, поскольку государственной властью ваша партия ещё не обладает. И хотя вы, по всей видимости, принадлежите к определённой разновидности государственной службы, и, мне кажется, я догадываюсь, к какой именно, но пока что ваши действия идут вразрез как с Конституцией, так и с Уголовным кодексом.
Лицо Управляющего приняло надменное выражение.
— Вы судите с такой мелкособственнической позиции, — выспренне произнёс он, — что спорить с вами по этому вопросу бесполезно. Впрочем, чего ещё ожидать от человека вашего положения?
— Правильно, — спокойно подтвердил Профессор, — бомж, он и есть бомж.
Недочеловек. И нечего с ним цацкаться. Поэтому, решив обложить меня со всех сторон, вы, опять-таки с помощью милиции, пересажали всех, вернее, почти всех «вокзальных». От кого-то из них вы узнали, где меня искать, и отправили людей по пригородным поездам. Двоим из них повезло или нет — это ещё вопрос. Они нашли меня и, как я понимаю, должны были доставить к вам?
— Совершенно верно. Причём живым и невредимым.
— Ну, это понятно. Вы ведь жаждали поговорить со мной, очень хотелось узнать, что сказал мне агент Захарова. Вы считали, что я единственный, кто знает, где он спрятал дискету. А уже после этого меня можно будет отправить следом за остальными.
Войцех Казимирович посмотрел на Управляющего. Тот поднял руки, словно защищаясь, и покачал головой, но ничего не возразил. Из-за спины Профессора появился Славик, который поставил на стол две чашки с дымящимся кофе. Видно, их шефу по рангу не полагалось пить из одноразового стаканчика, а Войцех Казимирович случайно попал в круг лиц «приближённых к императору».
Управляющий отхлебнул кофе, поморщился и недовольно бросил:
— И это все?
— А что ещё? — вскинул брови Славик.
На его лице явственно проступало недоумение.
— Ну, а где… — Управляющий повёл рукой, — …что-нибудь к кофе? Где круассаны?
— А? — недоумение на лице Славика сменилось обалдеванием. Тем не менее он вскочил, готовый кинуться на поиски круассанов.
— Ладно, сиди, — поблажливо кивнул ему шеф. Он отхлебнул кофе, поставил чашечку на блюдце и с видом сытого кота, который позволяет мыши побегать напоследок в поле его зрения, бросил Профессору:
— Ну, давайте, давайте, пан Рушинский. Продолжайте свои суждения.
Войцех Казимирович отпивал кофе по маленькому глоточку, чувствуя, как он отогревает что-то смёрзшееся, сбитое в комок у него внутри, и удивлялся, почему ему не хочется есть. Прошло уже больше суток с тех пор, как он ел в последний раз. Это было вчера утром, на полигоне. Они были все вместе: он сам, Шурик и Сергей. Они шутили и смеялись, а Шурик из кожи вон лез, чтобы все обратили внимание на его замечательную подставку под кока-колу. И только сейчас Профессор с горечью ощутил, насколько счастливы они были тогда. И как безвозвратно это все утеряно и никогда уже не повторится. Страшная картина истерзанного тела на рельсах вновь возникла перед ним. Профессор сжал зубы, заставляя её исчезнуть, и посмотрел на сидящего перед ним человека.
— А потом, — медленно произнёс он, — когда вам не удалось захватить меня ни в первый, ни во второй раз, вы ввели в городе санитарную зону в связи со вспышкой неизвестного заболевания. Ведь на самом деле ничего не было, верно?
Все сфабриковано от начала и до конца. Но зато у вас появилась возможность объяснить смертельные случаи, которых стало слишком уж много. Погибших выдали за жертв эпидемии. А кроме того, с введением в городе чрезвычайного положения стало значительно легче искать нас. Ну и как? Приятно ощущать себя всесильным?
Одно лишь мановение вашей руки, и весь город повержен в панику, все только и говорят что о новом вирусе, и при этом никто ничего не знает конкретно.
Поликлиники небось забиты напуганными людьми, которых каждый чих повергает в ужас.
Управляющий улыбнулся. Тонко, но с едва уловимым оттенком самодовольства.
— Что вы, пан Рушинский, я не бог. Но мы действительно обладаем достаточно широкими возможностями. Многие люди симпатизируют нам и сочувствуют нашим идеям. И люди эти пользуются большим влиянием и имеют достаточно власти как в Москве, так и здесь, в вашем городе.
— Это заметно, — сказал Войцех Казимирович. — Если судить по размаху ваших действий. Вот только… Понимаете, размах этот не совсем соответствует конечной цели.
— Не понял. — Управляющий выпрямился, насторожённо глядя на Профессора.
— Банковские вклады Пазура. Насколько велики суммы, которые там находятся?
— Достаточно велики, — ответил Управляющий. — Можете мне поверить. По нашим меркам, это очень большая сумма.
Войцех Казимирович покачал головой, отпил кофе и поставил чашечку на стол рядом с собой.
— Никакая сумма, даже огромная и даже сейчас, накануне предвыборной кампании, когда вопрос о денежных средствах стоит особенно остро, не покроет и не оправдает всего, что здесь произошло. Вы потратили столько усилий, чтобы добраться до этих вкладов, что никакими деньгами это не объяснишь.
Управляющий небрежно поправил галстук, но в этой небрежности сквозило лёгкое, еле уловимое напряжение.
— Что-то я не понимаю вас, пан Рушинский, — сказал он. — Может, объяснитесь?
— Страховка, — сказал Войцех Казимирович и замолчал. В лице Управляющего ничего не изменилось, все же он профессионал высокого уровня и прекрасно владел собой, но указательный палец левой руки, небрежно лежащий на подлокотнике, слегка дрогнул, и старик понял, что попал правильно.
— Пазур не был идиотом. И человек там у вас, в Москве, как я понимаю, тоже. Деньги, полученные ценой того, что твоя жизнь и жизнь твоих близких отныне всегда будет подвергнута опасности, принесут мало радости. Они должны были обезопасить себя. И, судя по вашей активности, они это сделали.