— Приготовьте мне его, — приказал Иван Трофимович, кладя чемоданчик на один из соседних столов.
Профессора освободили от наручников, затем сорвали куртку, жилетку и галстук.
— Рубашку оставьте, только засучите ему рукав, — сказал лекарь, наполняя между тем шприц бесцветной жидкостью из двух ампул. — И зафиксируйте его.
Пора было начинать говорить, а не то можно дождаться, что они действительно впрыснут ему свою «сыворотку правды». Ну, а рассказ он им закатает по высшей категории. Профессор ведь не зря зарабатывал себе на хлеб разговорами.
— Ладно, ладно… — Войцех Казимирович сыграл ломку, обмякая на руках у хлопцев.
Голова его задёргалась, он свёл судорогой мышцы левой стороны лица и прохрипел:
— Уберите иголки… ненавижу…
Управляющий поднял руку, останавливая своего лекаря, и кивнул парням. Они отпустили Профессора, и он безвольно осунулся на подгибающихся ногах.
— Рушинский, вам повторить вопрос? — осведомился Управляющий, глядя на него сверху вниз.
— Не нужно, — сказал Войцех Казимирович, подвинул к себе стул и сел на него, медленно и тщательно поправляя рубашку.
— Значит, так… — начал Профессор.
И на этом его ожидание закончилось. Продолжать дальше своё «чистосердечное признание» ему не пришлось.
Двери в зал распахнулись наотмашь, как будто в них въехал танк.
— Всем лежать! Лицом вниз!!! — проревел голос, настолько хорошо поставленный, что было ясно, что этому человеку не впервой отдавать подобную команду.
В зал ворвались вооружённые автоматами люди в камуфляжной форме, бронежилетах и чёрных масках.
Первым среагировал ящер. Все-таки рефлексы у него работали что надо. Не успело приказание «лечь» прозвучать до конца, а он уже выхватил свой пистолет.
Но очередь из автомата с глушителем оторвала его от пола, размесила живот в кашу и швырнула на стену. По ней он и сполз вниз, роняя на пол куски внутренностей, но так и не выпустив из руки пистолет.
Вторым оценил происходящее Управляющий. Но его реакция была умнее. Он вскочил, повернувшись к дверям, и, подняв руки вверх, закричал и своим, и нападающим:
— Не стрелять! Не стрелять!!! Мы сдаёмся.
За доли секунды он просчитал, что силы неравны и сопротивление приведёт лишь к тому, что их всех сейчас посекут из автоматов, как ящера. Он понял, что проиграл, но проигрыш не означает гибель. Особенно для таких фигур, как он.
Такие люди просто переходят на другую сторону, не прекращая игры. А в том, что его оставят в живых, Управляющий не сомневался.
Но Профессора подобный исход не устраивал. Поэтому он, откинувшись на стуле, упёрся двумя ногами в стол и нто есть силы толкнул его вперёд. Лишь в последнюю долю секунды Войцех Казимирович передумал и чуть-чуть ослабил силу удара. Ножки стола заскользили по гладким плитам пола, и тяжёлая крышка с размаху врезалась в поясницу Управляющего, чуть выше копчика. Из его горла вырвался пронзительный крик, тело выгнулось дугой, и он, взмахнув руками, упал на пол.
От удара Профессор вместе со стулом перевернулся назад, что было весьма кстати, потому что очередь, выпущенная в его сторону, прошла именно там, где только что находилась его голова.
— Лежать! — проревел опять громовой голос.
Вот он и лежал. На спине, с ногами, задранными на сиденье стула, уставясь в потолок, расписанный нежно-голубыми узорами. Рядом с Войцехом Казимировичем, уткнувшись носами в пол и стараясь вжаться в него как можно сильнее, валялись Славик со своим напарником. А чуть дальше от них свернулся калачиком все ещё сжимавший в руке шприц Иван Трофимович. Они очень хотели жить, поэтому лежали смирно, не двигаясь, и, кажется, даже не дышали.
И тут среди голосов нападавших Профессор различил один, который был ему знаком. Тогда Войцех Казимиро-вич освободился от своего стула, который ему уже порядком надоел, до того он был неудобен, и поднялся на ноги.
— Лечь! — тут же подскочил к нему один из ближайших автоматчиков. Труба глушителя уставилась в грудь Войцеха Казимировича.
— Спокойно, молодой человек, не нервничайте, — сказал ему Профессор и махнул рукой Захарову, пробиравшемуся мимо распластанных тел к компьютеру.
— Отставить, — приказал Захаров автоматчику, не останавливаясь и лишь мельком взглянув в их сторону.
Он был в гражданском, поверх которого был надет такой же, как у других, бронежилет. Но маски на нем не было, и в руке вместо автомата Захаров сжимал «стечкин». После первой встречи с Войцехом Казимировичем он избрал артиллерию потяжелее.
Захаров наклонился над монитором и хрипло выдохнул:
— Это она?
— Она, — подтвердил Профессор и показал на лежавшего лицом вниз Владимира Иннокентиевича. — На ней уже кое-что нашли.
И, оставив разбираться с дискетой Захарова и несчастного компьютерщика, чьи изящные очки валялись рядом, раздавленные тяжёлым армейским ботинком, Войцех Казимирович подошёл к Управляющему.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ходить он уже не сможет да и двигаться, наверное, тоже. Придётся ему привыкать до конца жизни сосать пищу через трубочку. Что и говорить, перелом позвоночника — травма очень серьёзная и крайне неприятная.
Управляющий лежал на спине, и его широко раскрытые глаза были полны боли.
Боли, которая останется с ним навсегда. И до самой смерти он будет расплачиваться болью за все зло, которое причинил, за пролитую кровь, за гибель многих хороших людей.
Поэтому Профессор наклонился над Управляющим и сказал прямо в его распахнутые глаза:
— Это вам просили передать, Роман Александрович. Один очень хороший мальчишка, который прожил очень мало. Этого мальчика звали Шурик. Запомните его имя, Роман Александрович. И ещё я обещал, что убью вас. Но это слишком лёгкий выход. Поэтому вы будете жить. Жить и думать о том, что совершили. Если, конечно, вам позволят остаться в живых ваши хозяева.