Шурику было семнадцать лет. И он был рыжим. Светло-рыжим, с конопушками, рассыпанными по всему лицу, и небесно-голубыми, почти прозрачными глазами. Его взгляд, обычно направленный внутрь себя, оживал, когда Шурик видел симпатичного ему человека, а такими для него были почти все, кого он встречал. Старику казалось, что внутри у Шурика находится лампочка. И эта лампочка загоралась, наполняя его своим светом. Иногда у старика даже возникало ощущение, что он чувствует волны тепла, исходившие от этого мальчика. За последние годы ему не раз встречались всевозможные экстрасенсы, целители и мессии. Старик был уверен, что Шурик — один из них. Только он был настоящим, в отличие от многих других.
И ещё Шурик был слаборазвитым. Не дебилом, как любят выражаться некоторые, а именно отстающим в развитии. Он плохо читал, а считал, как уже говорилось, ещё хуже. Но кто сказал, что хорошие люди — это только те, кто шибко умные?
Кто были его родители — неизвестно. Отец, возможно, присутствовал лишь при зачатии, а мать, как говорили некоторые, оставила его в Доме малютки сразу же после родов. Поэтому все, что помнил Шурик, — это областной интернат, откуда его по достижении соответствующего возраста выпихнули со справкой. С тех пор Шурик и жил под железнодорожным мостом сразу за вокзалом.
Шурик считался «помойным». Из тех, что работают по мусорным бакам. Это низшая категория вокзальной братвы, и остальные относились к ним с высокомерным пренебрежением. Шурику перепадало не меньше других, но старик никогда не видел его озлобленным или сердитым.
Сейчас он был одет во всегдашние, ужасно старые светлые джинсы и синюю ветровку с жёлтой улыбающейся рожицей «Приятного вам дня!» на спине. Эта рожица удивительно подходила Шурику, она отражала обычное состояние его души. Несмотря на специфику его занятий, одежда у Шурика всегда была чистой. Каждый день он стирал её в речке, возле которой находилось его жильё. Для этих целей он всегда был в поисках мыла. Вокзальные «туалетные дамы» его знали и иногда оставляли ему крохотные обмылки. Один раз старик даже видел, как, конфузливо улыбаясь, Шурик покупал в киоске кусок невесть откуда взявшегося там хозяйственного мыла.
Поступок немыслимый для представителей их круга. Выбрасывать деньги на мыло у «помойных» считалось глупостью. Но Шурик был очень чистоплотным.
Старик свернул к нему и, подойдя сзади, тронул набалдашником трости плечо.
— Здравствуйте, Шурик, — сказал он.
Тот обернулся, и его лицо осветилось. Глаза стали ещё прозрачнее, хотя, казалось, дальше и так некуда. А конопушки выступили на лице подобно маленьким звёздочкам. Право же, с Шуриком стоило общаться, только чтобы увидеть это.
— Здравствуйте, Профессор, — ответил он и улыбнулся.
— Помочь? — предложил старик.
Шурик кивнул, продолжая улыбаться. От его улыбки у старика тоже поднялось настроение, и он почувствовал, что невольно улыбается ему в ответ.
— Вы бы чего хотели?
Шурик неуверенно пожал плечами:
— Покушать. — И повернулся к стеклу, за которым была выставлена всевозможная еда.
По его глазам Профессор понял, что Шурику хотелось здесь буквально всего.
Это понятно, ведь голод — постоянный спутник людей, перебивающихся копеечными доходами. А Шурик, ко всему, ещё был любителем сладкого.
— Очень хорошо. Сейчас посмотрим. — Старик направился к окошку. — Зиночка, — сказал он, наклонившись к девушке за прилавком.
— Да, Войцех Казимирович, — приветливо отозвалась та.
— Сколько у него денег? — Профессор понизил голос, чтобы стоящему за его спиной Шурику, поглощённому рассматриванием витрины, было не особенно слышно.
— Шесть двадцать, — так же тихо ответила Зиночка.
— Что там у нас выходит?
— Чашка бульона, хлеб и чай.
— Зинуля, будьте добры, добавьте ему окорочка и… — Профессор оглянулся, пытаясь проследить взгляд Шурика, — два кусочка вон того торта. Он украдкой протянул ей купюру.
— И придумайте, пожалуйста, что-нибудь. Вроде того, что он ваш миллионный клиент.
Зиночка смешливо фыркнула, пряча деньги.
— Сейчас сделаем, Войцех Казимирович.
Старик повернулся:
— Шурик, ваш заказ готов.
— Пожалуйста. — Зиночка выставила перед ним чашку с бульоном, два кусочка хлеба, тарелку с ароматно пахнущими жареными окорочками, блюдце с тортом и чай, налитый в одноразовый пластиковый стаканчик.
— Ой! — испуганно сказал Шурик. — Дорого.
— Все в порядке, — заверила его Зина. — Это последние окорочка со вчерашней партии, поэтому они идут по сниженной цене. А торт — бесплатно, от нашей фирмы. Как стотысячному клиенту.
Она озорно блеснула старику глазами через голову Шурика.
— Берите, Шура, — сказал Профессор, пропуская его вперёд, — вы сегодня удачно попали. Я уже сто тысяч первый клиент, поэтому мне дадут за полную стоимость.
— А… у вас хватит денег? — встревоженно спросил Шурик.
— Хватит, не волнуйтесь, — успокоил старик. — Берите заказ.
Шурик растерянно замер над тарелками. Зина с улыбкой наблюдала за ним.
Сначала он протянул руки к бульону и окорочкам, остановился в секундном замешательстве, затем осторожно взял блюдце с тортом, чай и понёс их к ближайшей стойке. Он шёл потихоньку, маленькими шажками, не отрывая глаз от блюдечка. Аккуратно поставил их и вернулся назад за следующей партией.
Профессор взял у Зины два чёрных кофе без сахара, бутерброды и присоединился к нему. Шурик стоял за стойкой, рассматривая великолепие своего сегодняшнего пиршества и не решаясь к нему прикоснуться. Затем он вздохнул, разложил два кусочка торта на блюдце так, чтобы они лежали порознь, и подвинул блюдечко к Профессору.
— Берите торт, — сказал он. — Угощайтесь.
— Благодарю вас, Шура, — мягко сказал Войцех Кази-мирович. — Не стоит. Я не хочу.
— Он очень вкусный, — проникновенно сказал Шурик. Он даже закрыл глаза, втянул носом воздух и причмокнул, чтобы показать, насколько вкусный этот торт.
Профессор покачал головой: