Мальчики остаются позади. В зеркале заднего обзора Джек видит, как они, налегая на педали, мчатся по улице. Задира — первым, самый маленький и симпатичный — последним, его отставание от остальных все увеличивается.
— Независимые эксперты только что высказались о творчестве «Грязной спермы», — говорит Джек. — Четверо мальчиков на велосипедах, — поскольку он сам себя не слышит, то думает, что его слова не долетели до ушей Генри.
Генри, однако, все слышит, потому что задает вопрос, который растворяется в том, что «Грязная сперма» полагает музыкой. Джек, однако, отвечает, догадываясь, о чем в такой ситуации может спрашивать Генри: «Мнение одного резко отрицательное, еще двоих — скорее отрицательное, чем положительное, последнего — ближе к положительному».
Неистовое разрушение марципана завершается на Одиннадцатой улице. В кабине словно рассеялся туман, ветровое стекло будто вымыли на ходу, воздух становится чище, цвета — ярче.
— Интересно, — мурлычет Генри, наклонившись, точно попадает пальцем в кнопку «EJECT», достает лазерный диск, кладет в футляр. — Познавательная запись, не так ли? Дикую, эгоцентричную ярость нельзя отметать с порога. Моррис Розен не ошибся. Для Висконсинской крысы это идеальная музыка.
— Слушай, по-моему, они думают, что смогут переплюнуть Гленна Миллера.
— Кстати, о Миллере. Ты никогда не догадаешься, какие у меня сегодня планы. Я даю концерт! Шустрик Макстон, вернее, его правая рука, Ребекка Вайлес, которая, я уверен, столь же великолепна, как и ее голос, наняла меня диджеем на танцы, завершающие в «Макстоне» Клубничный фестиваль. Ну, не меня, конечно, а моего давнего, многими забытого двойника, Симфонического Стэна, знатока больших оркестров.
— Тебя подвезти?
— Нет. Дивная мисс Вайлес позаботится обо мне, предоставит комфортабельное заднее сиденье для моего проигрывателя, а багажник — для динамиков и коробок с пластинками. Но все равно спасибо.
— Симфонический Стэн?
— Сногсшибательный, неистовый реликт эры больших оркестров, само собой, в «зуте»[47] и при этом обаятельнейший джентльмен. Для обитателей «Макстона» возвращение к лучшему периоду их жизни будет ни с чем не сравнимой радостью.
— У тебя действительно есть костюм «зут»?
Ответом стало повернувшееся к нему нарочито бесстрастное лицо Генри.
— Извини. Не знаю, что на меня нашло. Чтобы сменить тему, скажу, что твои, вернее, Джорджа Рэтбана утренние слова о Рыбаке скорее всего принесут немало пользы. Я выслушал их с радостью.
Генри открывает рот, и громовой голос Джорджа Рэтбана наполняет кабину пикапа: «Настоящий Рыбак, мальчики и девочки, Альберт Фиш, мертв уже добрых семьдесят шесть лет».
Просто не верится, что голосовые связки Генри Лайдена, уместившиеся в его изящной шее, могут издавать звуки, свойственные этому разъяренному толстяку. Далее Генри продолжает уже собственным голосом:
— Я надеюсь, что от них будет толк. Прочитав в утренней газете очередной опус твоего дружка Уэнделла Грина, я решил, что Джордж должен как-то отреагировать.
Генри Лайден обожает говорить: «Я читаю, я прочитал, я видел, я смотрел». Он знает, что эти фразы ставят в тупик его собеседников. А Уэнделла Грина назвал дружком Джека не без причины: только ему Джек признался, что посоветовал репортеру ознакомиться с преступлениями Альберта Фиша. Теперь Джек жалеет, что признался. Склизкий Уэнделл Грин ему не дружок.
— Раз уж ты посодействовал прессе, — продолжает Генри, — мог бы подумать о том, чтобы помочь нашим парням в синем. Прости меня, Джек, но ты сам открыл дверь, и я говорю об этом в первый и последний раз. В конце концов, Дейл — мой племянник.
— Я не могу поверить, что слышу от тебя такие слова, — отвечает Джек.
— Знаешь, я сейчас что думаю, то и говорю. Дейл мой племянник, помнишь? Твой опыт очень бы ему пригодился, и он полагает, что ты у него в долгу. Тебе не приходило в голову, что ты можешь помочь ему сохранить за собой его работу? Или если ты действительно любишь Френч-Лэндинг и Норвэй-Вэлли, то должен уделить местным жителям толику своего времени и таланта?
— А у тебя, Генри, не возникала мысль, что я на пенсии? — сквозь зубы цедит Джек. — И мне совершенно, ну совершенно не хочется расследовать убийства?
47
«Зут» — костюм, состоящий из длинного пиджака, мешковатых брюк и широкополой шляпы. Был в моде в 1930–1940 гг., особенно среди латиноамериканской и негритянской молодежи больших городов. Носивших их называли зутерами.