Знал он Степана, может тут же предъявить свои права на собаку, и вся деревня подтвердит, что была у Степана такая собака, не открестишься.
— Какая мастью? — хмуро бросил Степан.
— Черная, как дьявол черная, ни одного белого пятнышка. Смоль смолью.
— Нет, таких у нас не бывало. Никудышных не держим. А ты все такой же, не умеешь скрывать чужого. Жил бы по-таежному: нашел — молчи и потерял — молчи.
— Душа не приемлет.
— А остался ли бог-то в душе?
— Похоже, отвергла его душа.
— Уходи, анчихрист, глаза мои не могут на тебя глядеть.
— Ну ин пошел, прощевай. Значит, нет у вас такой собаки?
— Нет и не было. Дьявольскую масть не держим. Уходи, нечестивец!
Макар побывал и в дальних деревнях, у многих спрашивал, но никто не терял собаки. Успокоился старик.
2
Пришло в Ивайловку шумное и разухабистое рождество. Его справлял всяк по своим достаткам: кто пил брагу или медовуху, а кто и спиртом баловался. В лавке Кузнецова водился контрабандный спирт. Его приносили китайцы-спиртоносы. Купец продавал спирт только за пушнину, давал в долг тоже под пушнину. Один колонок — четверть спирта, потом в городе Кузнецов продавал колонка за десять четвертей. На то и торг. Не было бы выгоды, никто не торговал бы.
У лавки среди народа крутилась Кузиха. Еще больше осунулась, лицо почернело. Не терпелось ей бросить злое слово на Макара и Хомина, ославить их. Хомин ведь разбогател с дармовщины. Другое дело — Кузьмины. Кузя приехал сюда в числе первых. Захватил лучшие земли, покосы. Первое время были очень хорошие урожаи, по двести пудов зерна снимали с десятины. И пшеница тогда была в цене, продавал приезжим, с того Кузя и пошел в гору. Рубль к рублю — деньги. Потом поставил конный завод, разводил коней местной породы — помесь монгольских с сибирскими. Коней брали нарасхват. Стадо коров немецкой породы развел. Вроде человек по-честному зажил, а вот Хомин как из воды вынырнул. Из грязи в князи. Да и плети, что дал Кузихе Макар, нельзя было простить. Тараща глаза, Кузиха шипела:
— Мой Кузьма третьеводни ездил проверять сено да завернул к Макару, чтобы обогреться, а там такие страсти, что Кузьма чуть не умер от страха. Макар со своим псом ругался. Макар — слово, пес — два. Пес черный-пречерный, лежит на Макаровой кровати и ругается. Это не пес, а дьявол. Макар кричит дьяволу: «Рано ты приволокся по мою душу, черный дьявол, я еще не озолотил Хомина, еще не закупил его душу». — «Нет, — ответствует дьявол, — я от тебя больше не уйду, буду твоим душеприказчиком. Боюсь, как бы ты снова к богу не подался. Мы, — говорит, — столько зла понаделаем в деревнях, что все за ножи схватятся, перережут мужики глотки друг другу, все пойдут в ад».
— Хм, — усмехнулся пьяный мужик, — да пусть они придут за моей душой, я ее враз продам, только бы денег побольше дали.
— Нужен ты им, они ловят души тех, кто праведен. Хомин ить был тишайшим человеком, а сейчас не узнать. Никого и слушать не хочет.
— К вам в работники не идет, — хохотнули со стороны.
— Полноте, Кузиха, врать-то на человека, что он тебе сделал плохого. Всем помогает по силе. Вон Рокотовым дал денег на корову. Брагиным — на коня.
— Во-во, а отчего он не дал денег Славиным? — не унималась Кузиха.
— Этому пьянчуге-то? Да он их сразу пропьет.
— Потому и не дает, что Славин и без того попадет к дьяволу в ад, — торжествующе заявила злая баба. — Он сам говорил, что за ним уже стали черти гоняться…
— Ври, ври, кто тебя слушает.
— Пусть вру, но вы сами подумайте, почему его выгнали староверы из деревни? Потому что Макар колдун. Вот до рождества я гнала коров с проруби, а навстречу Макар, глянул раз, и сразу у трех коров пропало молоко. Две овцы в тот же день издохли. Отчего? Макар сглазил. Чернокнижник он, за бесовскую черную магию и выгнали его староверы. Они вражину за версту чуют. Да и сами знаете, мой Кузьма врать не будет. Другое скажите, кто больше Макара соболей аль колонков добыл? Кто? А никто! И тут не без дьявола…
Рассказ Кузихи скоро оброс невероятными подробностями, и уже говорили, что дьявол и Макар схватились врукопашную, что раз дьявол дунул на Макара и сделал его комаром, потом сжалился и комара превратил в Макара; кто-то видел на кладбище привидение в образе пса. И пошло, и закрутилось. Макар недоумевал: почему люди на него смотрят со страхом и опаской?..
Забеспокоилась и Анисья Хомина:
— Евтих, а Евтих, ты слышал, что говорят про Макара?
— Слышал. Враки все это. Видел я этого пса на привязи у одного человека. Удрал он с цепи и вот за двести верст появился у нас. А Макар от скуки рассказывает ему байки. Не верь, пусть молотят языком. Макар — наша телочка, которая доится золотым молоком. Потому цыц!
Поговорили, посудачили люди о Макаре и скоро забыли наговоры Кузихи. Макар был по-прежнему ко всем добр, кормил детей конфетами, давал деньги в долг.
Оставшиеся шкурки продал бродячим контрабандистам. Хомин обиделся, но молчал.
3
Кончался февраль. Были дни, когда с крыш падала звонкая капель, зависали сосульки с крыш. Но февраль в горах Сихотэ-Алиня и даже март часто бывает обманчивым. После оттепели такая может подняться буря, какая зимой редко случается. Завалит тайгу липкий снег, нависнет многопудовой тяжестью на деревьях, так что иные не выдерживают и ломаются, как спички. А березки гибкие, тонкие — склонят головы к земле, будто низкий поклон ей отдают, да так и не разогнутся больше.
Макар снял капканы, спустил ловушки. Хватит. У белки начался окот, линяли колонки, соболи. Зачем зря зверьков портить. Надо было заняться пасекой: рамок настрогать, сбить новые даданы для будущих роев, выстрогать из липовых дупел бочки-дуплянки, плотно, очень плотно подогнать днища. Мед такой, что в игольное ушко может вся бочка вытечь.
К ночи над сопками забродили темные тучи, повалил снег липкими хлопьями, до того густой, что в трех шагах человека не видно. А часа через два сорвалась буря, чертом налетела на маленький домик, тряхнула его в неистовой злобе, грохнула неприкрытой дверью в сенях. Макар не обратил на бурю внимания. Он накрылся с головой пуховым одеялом и знай себе спит под этот вой и рев. Не слышит, как кряхтят деревья, качается и стонет старый Сихотэ-Алинь.
В полночь заметался пес, чем-то обеспокоенный. Он уже поправился, пополнел, лапа зажила. Макар сбросил с головы одеяло, проворчал:
— Будя тебе, спи, не гоноши других.
А сам прислушался.
— Ить буря шурует ладно.
Пес метнулся к двери.
— Ну что там у тебя? Ну буря есть буря, пусть себе воет.
Буран поставил лапы на дверь, заскреб ими. Совал нос в щель двери, нюхал.
— Во ястри тя, кого-то, похоже, чуешь… — Макар сунул ноги в пимы, надел на белье куртку из изюбриной замши, сдернул с колышка бердану, подошел к двери, осторожно снял крючок. Пес тут же с лаем рванулся в снеговую кипень. Макар шагнул за ним и тоже окунулся в снег и ветер. Снег слепил глаза: ни зги. Где-то впереди лаял пес, рычал зверь. Макар сразу догадался, что к его омшанику пришел медведь, то ли из тех, кто рано проснулся, то ли шатун. Меду захотел сластена: Макар прикрыл глаза, пытаясь увидеть за снегом зверя. Глаза немного привыкли к белой мгле, и он увидел на земляной крыше омшаника силуэт медведя. Он сидел на хвосте и отбивался от собаки лапами. Сердито ухал, рычал.
— Вот бестия. Прибрел по суметам. Разумные звери еще должны спать, а этот… — Макар поднял бердану, мушки не видно, прицелился по стволу в лопатку зверя и выстрелил, но промахнулся. Зверь увидел человека, бросил Бурана и метнулся на Макара. Не успел Макар перезарядить бердану, как медведь был уже около него. Макар отшвырнул бердану в сторону и по привычке схватился за нож, но ножа на поясе не оказалось. Ведь он вышел только посмотреть, на кого рвался пес.
Зловонием из разверстой пасти дохнуло в лицо. Зверь обнял человека, подмял под себя. Макар поймал за брыластые щеки медведя и не давал вонзить клыки в лицо. Пытался свалить с себя многопудовую тушу, вывернуться, но медведь так придавил его, что дыхание перехватило. Но тут пришел на выручку Буран, он прыгнул на зверя, впился острыми клыками в загривок, стал рвать и тянуть на себя медведя. Рыкнул медведь, взвыл от боли, рванулся за собакой. Макар вскочил, нащупал на снегу бердану и в упор пристрелил шатуна.