У Крынкина расширились зрачки.
— На бога берешь?
— Нужен ты мне, как архиерею гармонь…
— Так, а зачем ко мне липнешь?
— Тебя, дурака, жалею. — Полищук помял хлебную корочку.
— Если хочешь знать, то Клецке мне первому предложил за солидную сумму повести его к отряду. Ну, а я порекомендовал тебя. Ты же лес лучше меня знаешь, сам говорил. Крынкин растерянно пробормотал:
— Врешь! Гоштов порекомендовал…
— Как же, порекомендует он, держи карман! Сам хочет выслужиться, весь пирог сожрать. Когда я про тебя господину майору намекнул, Гоштов при сем присутствовал. Так он еще воду мутить начал: дескать, ты пьяница горький, да тебе верить нельзя… А когда господин майор на него цыкнул, так он сразу притих, а теперь себя, значит, за благодетеля выдает…
— Чего ж ты от меня хочешь?
— Вот это мужской разговор! — Полищук покосился в сторону пьяной компании полицаев, пировавших за соседним столом, и впился в Крынкина сверкающими глазами. — Меня в долю бери. Не прогадаешь. Когда назначена операция?
Крынкин нагнулся к его уху.
— Послезавтра. В двадцать два ноль-ноль… На 72-м километре.
НОЧНЫЕ ГОСТИ. ПРОВАЛ?
Офицер включил карманный фонарь, и луч, скользнув по забору, осветил над ним ветки яблонь. Освещая дорогу фонариком, офицер двинулся дальше, за ним последовали автоматчики.
Когда патруль скрылся, из-за угла вынырнул Полищук. Но не успел он открыть калитку, как кто-то схватил его за локоть. Павел мгновенно выхватил парабеллум. Но огонь открывать не пришлось: перед ним в свете вышедший из-за туч луны стоял плечистый рябой парень с боксерским чубиком.
— На рожон прешь? — прошипел Алехин.
— Напугал я тебя? — Полищук сунул пистолет за пазуху.
— В чем дело?
— Как бы я тебя не напугал! Только что патруль прошел…
— Ну?
— Засек бы тебя, вот и было бы «ну»…
— Не кипятись, браток, я ж за патрулем шагал… С ума сошел!..
— А ты как думал? — усмехнулся Полищук. — Присоединился, вроде как подкрепление.
Полищук исчез за калиткой. Алехин занял позицию в саду.
С озера тянуло холодом. Слышался слабый плеск волны, выбегающей на отмель. Луна снова скрылась, и тьма поглотила силуэт дома и очертания фигуры Алехина. Где-то в глубине сада послышался шорох и громоздкое тело Алехина бесшумно скользнуло туда, прячась за деревьями.
Жестяная лампа мерцала в комнате. Печкур, Мейер и Курбанов, склонившись над столом, изучали карту.
Печкур делал на карте крестики, а его товарищи, следя, согласно кивали головой.
Вера Ивановна занималась приготовлением скудного ужина. Она опускала одну за другой очищенные картофелины в чугунок и то и дело посматривала на часы, постукивающие на стене около буфета. В комнату вошел Полищук. Вера Ивановна повернулась к нему.
— Все в порядке, — ответил Павел на ее немой вопрос.
— Иди, докладывай начальству, а мне надо накормить вас ужином. — Вера Ивановна легонько подтолкнула его и опять принялась чистить картошку, исподволь наблюдая за мужчинами.
Полищук обвел взглядом подпольщиков.
— Операция назначена на послезавтра. Ночью в двадцать два часа ноль-ноль…
— Крынкин сказал? — спросил Печкур.
— Он…
— А не врет?
Павел присвистнул.
— Мы же вместе… — Добро, сынок, Печкур ласково посмотрел на него, усадил рядом.
Мейер поднял на Полищука озабоченные глаза.
— Крынкин тебя не продаст?
— Каким образом?
— Возьмет и перескажет весь ваш разговор Гоштову. Тогда у них определенно возникнет подозрение, что ты ведешь двойную игру. Ты подумал об этом?
— Подумал, решительно ответил Полищук. — Он сжал кулак. — Крынкин у меня вот где сидит… Как он признается, что все разболтал, ему же первому — крышка.
Мейер на секунду задумался.
— Что ж, риск — благородное дело. В нашем деле, видно, только рискуя можно чего-то добиться. Теперь необходимо послать связного к Дубову… Ждать больше нельзя, времени у нас в обрез.
— Пока нужно ждать связного, — сказал Печкур. — Мы же не знаем точно, где партизаны.
— А если не будет связного?
— Раз Дубов сказал, значит будет.
Мейер опять склонился над картой, а Курбанов поднялся из-за стола и пошел сменить Алехина. Вскоре тот появился, потирая широкие ладони, за холодевшие от ночного осеннего ветра.