И я чувствую себя самой порочной грешницей во всё мире, когда вылизываю его пальцы, а моя смазка оставляет пятна на пушистом пледе.
Глава шестая. Рокси
Мужчина вбивается в меня до протяжных громких стонов, до прокусанных губ, когда от отнимает ладонь от губ и скользит ниже по телу, сжав грудь болезненными тисками, до безумно острых ощущений во всём теле, стоит члену выскользнуть и задеть головкой клитор при следующем движении.
Я сама увожу руку назад, обхватываю ствол пальцами, пачкая кожу влажностью, и направляю его обратно внутрь, чтобы в следующую секунду разгореться ещё сильнее.
Его хватает только на парочку дразнящих медленных движений, когда член едва не выходит, чтобы после сантиметр за сантиметром скользнуть до основания, когда мужчина вжимается в мои ягодицы пахом — после он переходит на грубые резкие толчки, которых мне так не хватало.
Не могу больше. Не могу.
Срываюсь с глубокого обрыва, когда миг свободного падения слишком быстро сменяется жёстким ударом возвращения в реальность.
Мне настолько не хочется, чтобы мой полёт заканчивался, что я ныряю пальцами к чувствительной точке, осторожно продлевая подушечками момент беспомощного удовольствия, пока мужчина после своего пика продолжает медленно двигаться, позволяя нашим сердцам вернуться к прежнему ритму.
Мне кажется, моё заново начало стучать после краткосрочной остановки.
Валяюсь на животе, прижавшись щекой к пледу, потому что сил не хватает даже на простые движения. Мужчина перекатывается на спину, тянется к салфеткам и использует их на себе, после чего осторожно стирает последствия нашего на двоих безумия с моей кожи.
— Твою мать… — тихо, но мне удаётся расслышать. Кажется, до него только дошло отсутствие латексного барьера.
— Расслабься, я на таблетках, — спешу успокоить, ни капли не краснея от его слегка растерянного взгляда, который направлен на всё ещё голую ниже пояса меня. Есть у меня такая особенность — после первого секса с мужчиной испаряются все крупицы существовавшего до этого смущения. — Ничем не болею, проверяюсь регулярно, надеюсь услышать это же от тебя, — мысленно дала себе оплеуху. Это надо же было забыть о защите.
— Свежая справка в бардачке валяется, — теперь он довольно улыбается и поправляет на мне платье, закрыв обнажённые ягодицы подолом. — Соблазняешь тут своими видами.
— Хочу пить, — мне, наконец, удалось хотя бы сесть. Вставать на ноги я до сих пор не решаюсь, потому что могу не удержаться и рухнуть обратно на колени. Будет неловко.
Я осушаю сразу два пластиковых стаканчика подряд. Плед перетаскиваем к стене, чтобы можно было удобнее расположиться — я между крепких мужских ног облокачиваюсь на твёрдый раскаченный торс, а он упирается в стену сзади и кормит меня маленькими виноградинками.
Рассказываем друг другу о первых татуировках, делимся реакцией родных на это. Мужчина удивляется тому, что моя «классическая» бабуля спокойно реагировала на все изменения. Забавной была только её первая реакция.
Я тогда сделала небольшую руну на щиколотке за пару недель до и по дурости забыла в один прекрасный момент надеть носки, когда её навещала летом. Это не первая моя татуировка, остальные просто были на тщательно скрываемых местах, поэтому я и не придала значения этому событию — почти сразу забыла, что у меня там вообще что-то есть.
Мне она казалась несущественной.
Бабушка на первых же минутах её разглядела, спросила какая это по счёту. Пришлось сознаваться, потому что она всегда могла распознать мою ложь. Сняла рубашку, оставшись в майке, засветила «рукав» и несколько точечных рисунков.
Бабуля только выдохнула, потому что до этого она думала, будто я скрываю вены от неё — плотные рубашки летом в сорокаградусную жару, согласитесь, явление странное. Мы посмеялись, она сказала, что будет принимать меня любой, даже если я превращусь в расписного инопланетянина. Со старушками на лавке во дворе даже разбиралась, отстаивала моё честное имя.
Постепенно отключаюсь на очередной истории, когда мужчина перебирает мои волосы, а я спиной чувствую вибрации его грудной клетки, стоит ему засмеяться.