«Знаю, — сказала Рут. — Читала в "Американских заметках" Диккенса. "Зрелище жуткой толпы, наполнявшей эти залы и галереи, до такой степени потрясло меня, что я постарался сократить по возможности программу осмотра…"»
Нет, девочка, моя, ничего ты не знаешь. Диккенс? Что он знает, этот прощелыга?! Остров Блэквелла — треть квадратной мили чистого кошмара. Приют для умалишённых, тюрьма, богадельня и лепрозорий: всё сразу для всех сразу. Болтают, что заключённые там подменяют санитаров, старики моют больных, а тюремщики вколачивают в психов толику здравого смысла. Жуткая дыра, Пастору там самое место. Если не пристрелили, конечно. Кстати, про одиночество — вот уж чего не найти на острове Блэвелла днём с огнём, так это одиночества. Если тебе жизнь не мила без призрачных друзей, рано или поздно ты угодишь на проклятый остров.
Некоторые люди терпеть не могут одиночества, мысленно повторила Рут. И вспомнила волчий взгляд мальчика, сбитого люстрой.
3
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
(десять лет назад)
— Док! Док, мать твою!
Кричать было больно. Так больно, что у Джоша темнело в глазах. Во тьме вспыхивали ослепительные звёзды. Голова шла крýгом, Джош падал в ледяную бездну, в пышущую жаром преисподнюю. Он мечтал упасть на самое дно. Только где оно, это дно?
Где ты, спасительное забытьё?
— Док-х-х…
Сил на крик не осталось. Джош сипел, хрипел. Это тоже было больно. И дышать больно. И шевелиться. Даже просто лежать. А больней всего было, когда добрые самаритяне, ухватив подмышки и за ноги, тащили его к доктору Беннингу…
Пока дотащили, Джош иссяк, словно ручей в летний зной. Даже отчаянное желание пристрелить всех, начав с самого отзывчивого, куда-то сгинуло.
— Док-кх-кх! Ч-чёрт! М-мать!..
— Не бранитесь, юноша. Я уже закончил осмотр. У вас перелом двух рёбер и общий ушиб грудной клетки. Вы не харкаете кровью? Удивительно. Я думал, ваши лёгкие пострадали больше. Вы у нас везунчик, в рубашке родились. Кого другого мы бы уже хоронили.
Осмотрел? Когда успел?
Джош не помнил. Похоже, он всё-таки терял сознание. Жаль, ненадолго.
— Я наложу вам тугую повязку. Вам будет необходим покой. Две недели, как минимум. Лучше месяц.
— Док-х-х! Дайте что-нибудь…
— Лауданум у меня закончился, — сухо уведомил доктор Беннинг. — Остался виски, но он мне самому нужен. Впрочем… У вас есть деньги, юноша?
Деньги? Слёзы, а не деньги!
— Шесть долларов…
— Негусто.
— Девять долларов.
— За эту сумму я могу ударить вас молотком по голове.
— Девять долларов и семьдесят пять центов!
— Не скрипите зубами, дантист сейчас стоит дороже хирурга. Где они у вас?
Где они, подумал Джош. А я где?
Ценой невероятного усилия ему удалось приподнять голову. Он лежал голый по пояс на дощатом столе. Левая часть груди представляла собой жуткое багрово-фиолетовое пятно. Обломки рёбер, к счастью, наружу не торчали. Но радоваться этому обстоятельству у Джоша не осталось сил.
— В кх-кх-кх…
— В куртке. Какой карман?
— Вкх-кх-ну…
— Внутренний, понял.
Доктор Беннинг исчез из виду. Скрипнули половицы под грузными шагами, зашуршала ткань. Глухо звякнуло серебро.
— Что ж, молодой человек. На анестезию, пожалуй, хватит.
— Чш-ш-ш…
— Мой врачебный долг — помочь пациенту. И я сделаю всё, что требуется, да-с! Если вы и сыграете в ящик, то не по моей вине. Вам есть, где переночевать?
— Нет!
— Можете задержаться у меня. Скажем, на три дня. Вернее, на три ночи. Заплáтите по расценкам меблированных комнат. Заметьте, я не беру с вас по ценам Гранд-Отеля!
— Док!
Откуда и голос прорезался?
— Чтоб вы сдохли, док! Давайте ваш вискх-кх-кхи!
На свет явилась полугаллонная бутыль с не вполне прозрачной жидкостью. Под лучами солнца жидкость мягко светилась — словно бы сама по себе. Беннинг набулькал добрую половину жестяной кружки.
— Удéржите?
— Да!
Руки тряслись, но кружку Джош удержал, лишь пролил чуточку. В нос шибануло ржаной сивухой. Поднеся кружку к губам, Джош зажмурился и сделал глоток. По горлу и пищеводу прокатился жидкий огонь, слился в адском экстазе с пламенем, терзавшим грудь изнутри.
— Виски?
В животе рвались динамитные шашки.
— Это же самогон!
— О да! — в голосе доктора Беннинга прорезался неожиданный энтузиазм. — Натуральный «лунный свет»[5]. Та же таинственная опалесценция, так же туманит разум, пробуждает причудливые фантазии и ведёт за собой в бархатную тьму ночи… Юноша! Что вас интересует в первую очередь? Букет или эффект? Пейте!