Запах кофе.
А так пахнет мятой травой.
— Рут, ты где?! Ох уж эта несносная девчонка…
И лишь топот копыт за воротами.
Бойкая Мэгги — вороная кобылка в белых чулках, подарок на пятнадцатилетие — шла ходко. Вскидывала голову, фыркала. Словно чуяла: папа вернулся. Ну хорошо, ещё не вернулся. Не будем бежать впереди паровоза, как говорит папа, урезонивая буйную наследницу. Стала бы Рут встречать отца, рискуя неудовольствием матери, если бы Роберт Шиммер уже был дома? Нет уж, мы вернёмся вместе, бок о бок. В присутствии отца мать сдержит гнев, не станет бранить папину любимицу. А может, станет, но кого это интересует?!
Луг.
Дорога вдоль реки.
— Давай, Мэгги! Прибавь!
Мэгги умница. Мэгги прибавляет.
Липовая роща на взгорье. Излучина. Вон и папа на своём гнедом Скандалисте. Кто это рядом с папой?
— Рут! Назад! Назад, кому сказано!
Почему назад?
Мэгги пляшет на месте. Мэгги сердита, её раньше так никогда не осаживали. Рут смотрит через плечо: назад нельзя. Позади двое всадников, загородили всю дорогу. Длинные плащи, чёрные шляпы. У одного в руках дробовик. У другого хлыстик.
Откуда и взялись?
— Зря вы это, мисс, — подъехали, улыбаются. Хлыстик перехватил поводья Мэгги. — И вам лишняя головная боль, и нам.
— Будь паинькой, — велел дробовик. — Рыпнешься, пожалеешь.
— Отпустите её, — папа уже голос сорвал. — Вам нужен я!
Не послушались. Не отпустили.
Пока ехали прочь, Рут вся извелась. Куда мы едем? Откуда взялись эти люди? Кто они? Что им нужно от папы? От меня? Что они делали возле усадьбы? Я же совсем недалеко отъехала, я почти дома…
Вопросы, вопросы. Слишком много.
Рут Шиммер, ты цветок, выросший в оранжерее. Что ты знаешь про ветер, ливень, бурю? Ничего. Пока тебя не сорвут и не поставят в вазу — ничегошеньки. Любой одуванчик на лугу знает жизнь в сто раз лучше тебя.
Где ты, мазурка?
Губная гармошка. «Танец весёлого лодочника».
Хлыстик немилосердно фальшивит. Рут уже поняла, что это бандиты. Сейчас папа продаст им искры, скупленные в поездке, и бандиты отпустят пленников домой. А как же иначе?
В доме темно. Не дом, развалюха. Как тут можно жить? Отца привязали к стулу. Рут свободна. С ногами взобралась на жёсткую лежанку, забилась в угол. Искусала все губы.
О какой свободе сейчас идёт речь?! Мисс Шиммер, вы сошли с ума.
— Контракт, — главарь протянул отцу лист бумаги. — Подписывай.
— Отпустите мою дочь.
— Подписывай.
— Пока она здесь, я ничего не подпишу. Дайте ей уехать. Через час после её отъезда я поставлю подпись даже на собственном свидетельстве о смерти.
У главаря пышные усы и рябые щёки.
— Подписывай. Уедете вдвоём.
— Только не сразу, — расхохотался дробовик. — Не волнуйся, приятель, мы быстро. Нам совсем невтерпёж, мы тебя не задержим.
И посмотрел на Рут так, что мурашки по коже.
— Ты идиот, Барри, — главарь опустил руку с контрактом. — У тебя вместо головы седло.
— Почему это?
— Теперь он точно ничего не подпишет. Пока она здесь, он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас.
Папа молчал, смотрел в пол. Да, молчал папа.
Тридцать раз да.
Главарь обмахнулся контрактом, будто веером.
— И что мне теперь делать, Барри? Что мне делать благодаря твоему длинному языку? Пытать его, что ли?
Дробовик щёлкнул пальцами:
— Почему его?
Щёлкнул ещё раз:
— Дай-ка я попытаю её. Что скажешь?
И ещё:
— Клянусь, этот парень сразу станет сговорчивым!
— Хорошая идея, — согласился хлыстик.
Рут много часов отдала чтению. В книгах, над которыми она плакала и смеялась, девушки, случалось, умирали от чахотки, но помощь всегда приходила вовремя. На палубе пиратского корабля, в прерии под выстрелами индейцев, в графском замке под звон шпаг — являлся спаситель, чтобы вывести из огня, вынести из пучины.
Сейчас, подумала Рут. Уже скоро.