Задумалась? Слушает бренчание слепого Якоба?
Привычки стрелка, не будь я Джошуа Редман, сэр! Женщина-стрелок? Гадкий червячок шевелится в памяти. Давний, полумёртвый червячок. Копает ход наружу, старается.
«Узнал?»
Нет.
«Это она была в оружейной лавке. Это она была здесь, в салуне».
Тахтон умолкает. У него, как обычно, трудности с временами. Обдумав что-то своё, он продолжает:
«В лавке сегодня, в салуне давно. Теперь узнал?»
Да.
«Что будешь делать?»
— Добрый день, мэм. Разрешите?
— Садитесь, шериф.
— Помощник шерифа, мэм. Джошуа Редман.
Женщина молчит. Взгляд её пуст и тяжёл.
— Джошуа Редман. Вы меня не узнаёте?
Взгляд её пуст и тяжёл. Ага, узнала.
— Меня ввела в заблуждение звезда, — говорит она. — Помощник шерифа? В остальном вы не изменились. Да, нисколько.
— Я молодо выгляжу, мэм. Это моё наказание. Меня никогда не принимают всерьёз.
— Прекрасный талант. Я вам завидую.
— Но перед вами совсем не тот человек, что десять лет назад. Я изменился, мэм. Добавлю, что вы приняли в этом самое живое участие.
— Неужели? Я польщена.
Она не верит. Отчасти она права.
В мозгу Джоша кудахчут знакомые куры.
Тахтон смеётся.
2
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(десять лет назад)
— Сыграй ещё что-нибудь, красотка!
Рут не красотка. Рут не хочется больше играть. Сказать по правде, она даже не знает, зачем играла эту чёртову мазурку. Рут двадцать лет, а дьяволу, сидящему в ней, лет сто, не меньше.
Рут спустилась вниз, подошла к стойке:
— Пива!
— Эй, Юджин! Запиши на мой счёт!
Мальчик. Румяный, длинноногий. Наглый, как свора чертей. Дьявол в Рут заворочался, тихо рыча при виде дружков из преисподней. Уколол рогами в печень. Кончики рогов у дьявола острей, чем иглы. От них по телу пробежала приятная дрожь.
— Я угощаю!
— Нет.
Рут обернулась к мальчику. Ей было всё трудней сдерживать себя. Дядя Том говорит, это пройдёт. Она научится, образумится, перестанет видеть врага в каждом безмозглом кобеле. Дядя Том умный, опытный. Он ошибается. Рут никогда не образумится.
— Плати за себя, малыш.
Голос Рут — голос дьявола.
Мальчик побагровел. Какая-то сучка, при всех… Рут читала его мысли, написанные на гладком щекастом лице, как ноты с листа.
— Револьверы, — сквозь зубы процедил он.
Пальцем указал на два револьвера Рут:
— Милые безделушки. Ты носишь их для красоты, правда? Никто не носит револьверы так, как ты, крошка. Ты случаем не хромаешь из-за них?
Он был прав. Никто не носил револьверы так, как Рут. Правый, обычный — низко на бедре. Левый шансер — тоже на правом боку, под мышкой. Рукоять правого кольта смотрела вверх, рукоять шансера была повёрнута к сердцу.
Насчёт хромоты он тоже угадал, только не знал об этом.
— Хромая кляча, — её молчание дурачок принял за слабость. — На тебе далеко не уедешь. Как ты их выхватываешь, а? Просишь, чтобы тебя подождали?
— А как ты выхватываешь своего дружка?
Кружка пива скользнула вдоль стойки.
— Он маловат даже для одной твоей руки, — Рут поймала кружку, сдула пену. — Стреляет, правда, быстро.
Она цедила своё пиво с таким видом, словно собиралась пить его до Судного дня, а последний глоток сделать после приговора.
— Полагаю, даже если шлюха попросит тебя обождать, ты не сможешь. В этом смысле ты самый быстрый стрелок отсюда до Мичигана.
Салун взорвался хохотом. Публика здесь кучковалась незамысловатая, юмор держала в штанах. Мазурка была лишней, вздохнула Рут. Всё, поздно.
Она вздохнула, дьявол рассмеялся.
— Значит, маловат?
Мальчик стал белей извёстки. Румянец исчез, на скулах заиграли желваки.
— Сыграем, кляча? Вдвоём?!
Пятясь, он отошёл к противоположной стене. Между ним и Рут быстро образовалась пустота. Незамысловатая публика такие моменты схватывала на лету.
— Эй, Джош! — вмешался бармен. — Шли бы вы на улицу!
— Не лезь, хорёк!
— Это племянница Томаса Шиммера. Он сейчас вернётся.
— Срать я на него хотел! Понял?
— Понять-то понял, только он сейчас вернётся. Если ты её застрелишь, тебя повесят. Ну, это в том случае, если Том сам тебя не уложит в гроб.
— Томас Шиммер? Шансфайтер?