— А я нравлюсь? — спрашиваю.
— Ещё бы! — восклицает Хосо. — Мы же с тобой — два дружбана. Куда один — туда и другой. Так что можешь отправляться в свой мир и продолжать заниматься человеческой суетой вместе с моим Даром. Ты мне за него платишь вдвое больше, чем любой другой человек, которому я его вручал.
Вдвое больше веселю духа, чем кто бы то ни было из дикарей. Это, на самом деле, не такая уж и тяжёлая задача. Кажется, чем бы я ни занимался, обязательно повеселю Хосо своим твердолобием.
— Так что это был за Дар бордового цвета? Что за краснокожая старуха?
— Эту чертовку зовут Чеактайс, она настолько древняя, что сама не помнит, откуда она взялась. К ней приходят люди, которые очень сильно жаждут свободы: физической, умственной или свободы от человека, которому ты вынужден подчиняться. Чеактайс была бы очень могучей, если бы давным давно не потеряла разум.
— И мой двойник попросил у неё собственную жизнь?
— Вы были двумя отдельными людьми, два разума в одном теле, — произносит Хосо. — Теперь есть два разума и два тела. Старуха просто вас разделила на два отдельных организма, чтобы каждый из вас мог заниматься чем заблагорассудится.
Поэтому я не мог избавиться от бордовой жемчужины. Стоило мне её выкинуть, как изначальный Гарн, сидя в моей голове, тут же возвращал её обратно.
— Но почему мой двойник не обрёл собственное тело сразу же, как встретился со старухой? — спрашиваю. — Он просидел во мне ещё несколько дней и только после этого вылез наружу.
— Потому что ни одно существо, вроде меня, не даёт всю силу целиком. Ты можешь залечивать раны и отращивать конечности, но делаешь это очень медленно. Чтобы воспользоваться всем Даром, тебе нужно что-то преподнести как ответный Дар. Перерезать кому-нибудь глотку и позволить мне проникнуть в ваш мир, например. Тогда твои раны будут затягиваться мгновенно.
— И у старухи то же самое? — спрашиваю.
— Дар Чеактайс позволял твоей копии всего лишь ненадолго перехватывать управление телом. Чтобы обрести своё собственное, двойнику пришлось заплатить цену побольше — пообещать убить одного из близких людей. Такова плата за её Дар.
— Кого же? — спрашиваю.
— А кого из близких убил бы ты? — в ответ спрашивает Хосо. — Возвращайся в родную деревню и узнаешь. Это может быть мать, брат, сестра, друг. Или подружка.
Майра. Двойник может попытаться убить Майру… или одного из близнецов. Или друзей. Выбор очень велик.
— Тогда мне нужно уйти, — говорю. — И как можно быстрее.
Дух наклоняется на своём троне и манит меня пальцем. Подхожу к нему вплотную и тоже наклоняюсь, будто нас могут подслушать.
— Как насчёт экскурсии по замку? — спрашивает. — Я тебе всё предлагаю, а ты отказываешься раз за разом.
— Может, в следующий раз, — говорю. — Нужно разобраться с очень срочными делами.
С лёгким разочарованием, Хосо кивает, а затем взлетает над троном и делает короткий взмах указательным пальцем. Из воздуха появляется красный гобелен с изображением двух людей, стоящих друг напротив друга, похожих как две капли воды. И один из них вспарывает горло другому.
Кажется, Хосо коллекционирует смерти, которые он обращает вспять.
Гобелен отправляется к свободному месту на одной из стен, а дух наклоняется в изящном поклоне.
— А теперь, — говорит Хосо. — Вдохни поглубже…
— Зачем? — спрашиваю.
— Увидишь.
Чувствую, как меня начинает уносить прочь из тронного зала обратно в мой мир. Назад, к Гуменду, в котором я погиб.
В свой мир, который я так сильно успел полюбить.
Глава 3
Сначала мне кажется, что я окажусь в деревянном доме, где помнил себя в последний раз. Рядом с телом старика, которому проткнул грудь. Однако оказываюсь я совершенно в другом месте — вокруг темно, что-то сковывает всё моё тело. Удалётся пошевелить лишь пальцами, да и то не сильно.
И в этот момент я понимаю, где нахожусь.
Этот ублюдок меня закопал! Мой двойник, как и обещал, вырыл яму и скинул в неё мой труп. Я лежу в собственной могиле и груда земли давит на мою грудь, сыпется в глаза. Вокруг темнота и тишина. Чувствую, как паника охватывает всё естество. Хосо вытащил меня из царства мёртвых, но совсем не позаботился, чтобы освободить моё тело из могилы.
Лежу под грудой земли, закопанный, погребённый.
Ничего не вижу, не могу пошевелиться, даже вдохнуть не получается. Пытаюсь дёргаться, извиваться всем телом, но окружающая почва сильно стесняет движения. Вокруг ни клочка свободного пространства, чтобы дать свободу действий. У меня с собой новенькая красная жемчужина — залог того, что я не умру. Но оставаться под землёй живым и при этом не иметь возможности выбраться — участь похуже смерти.
Пытаюсь собраться.
Но как тут соберёшься, когда ты даже головой вертишь с трудом, а запас кислорода ограничен только тем, что есть в лёгких. Задерживаю дыхание… лёгкие начинают трястись, требуя новой порции воздуха. Чувствую себя будто под водой, за тем лишь исключением, что вода эта — чёрная и плотная.
Неизвестно, как глубоко я лежу, но судя по отсутствию возможности пошевелиться — достаточно далеко от поверхности. Двойник не стал присыпать меня землёй у поверхности, он выкопал яму побольше. Не поленился же, подонок.
Надо выбираться наверх, рыть тоннель подобно кроту.
Со всех сил пытаюсь сдвинуть руки — это получается лишь отчасти. Пусть двойник меня и прикопал, но не стал трамбовать землю после каждого слоя. Почва не самая рыхлая, но и не твёрдая как камень.
Стараюсь выгнуться всем телом, растолкать землю вокруг и сделать этим некий пространственный карман, чтобы можно было перевернуться в удобную позу. С трудом, что-то получается, теперь я даже могу поднести руки к груди.
«Молодец, красачик, а теперь копай вверх», — говорю сам себе.
Я воодушевлён.
У меня всё получается.
И в этот момент воздух с шумом выходит из лёгких: никогда не умел надолго задерживать дыхание. Лёгкие с жадностью вдыхают воздух, в котором остаётся всё меньше кислорода. Чувствую себя утопающим, только вместо воды вдыхаю всё больше углекислого газа.
А углекислый газ — совсем не кислород. И даже не азот.
Это маленький, злобный говнюк, который хочет выбить из тебя всё дерьмо.
В воздухе, которым человек дышит, четыре части азота и одна кислорода. И совсем немного остального. Мы привычны к этим двум газам, они не доставляют нам неудобств. Если человека посадить в герметичную камеру с чистым азотом, он просто потеряет сознание, а затем умрёт. Спокойно и безболезненно.
Но погрузи его в камеру с углекислым газом — получишь удушье.
Именно то, что происходит со мной прямо сейчас.
Чувствую как лёгкие загребают воздух, в тщетной попытке найти хоть немного кислорода. Я их не контролирую — они действуют сами по себе, примерно так руки хватаются за перила, если подняться на большую высоту. В такие моменты инстинкты берут верх над волей, сознание отступает на второй план и ты больше не разумный организм, а древняя рептилия, в отчаянии бьющаяся за жизнь.
Ощущение такое, будто я пробежал десять километров. Ужасная, мучительная одышка, тошнит, хочется кашлять и хрипеть. Лёгкие бьются в агонии.
Но я не умру. Спасибо красной жемчужине — это состояние может длиться вечно.
«Копай!» — говорю сам себе.
И я копаю. Загребаю землю сверху и перекидываю её на низ, горсть за горстью, жменю за жменей. С такими темпами я буду выбираться на поверхность бесконечно долго. Но какой ещё есть выход?
«Копай!»
Пока тело терзает само себя, руки работают.
Меня бы уже давно вырвало, если бы в желудке было хоть что-то. Хуже, чем быть заживо погребённым — только быть погребённым вместе с собственной блевотиной.
Копаю, пока лёгкие пытаются порваться на части и отчаянно бьют тревогу. Одна часть мозга визжит о том, что мы умираем, а вторая пытается сосредоточиться, чтобы управлять руками. В голове паника и ужас, но я продолжаю работать не смотря ни на что. Вокруг меня совсем немного пространства: всего лишь область из пары свободных сантиметров над туловищем. И я беру землю сверху, и сыплю её на себя.