— Потом он убежал? — спрашиваю.
— Превратился в волка и умчался прочь.
Подонок, выродок, я убью его на месте, если встречу. Но что-то мне подсказывает, что я никогда его больше не увижу. Двойник ушёл на запад искать новую жизнь. Туда, откуда пришла Эндарс. Где живёт Аэлиция. И вообще весь остальной мир.
Глава 16
Три сотни человек сидят на стадионе, но в этот раз ни у кого нет ни оружия, ни брони.
— Ребята, — говорю. — Вы, должно быть, гадаете, почему я сегодня вас здесь собрал и велел прийти без амуниции.
Три сотни пар глаз смотрят на меня с интересом. Утром я уведомил соплеменников, что сегодня у нас состоится необычное занятие и приносить с собой нужно только небольшие деревянные палочки, которыми удобно будет рисовать на земле.
— Я посчитал, что мы отменим сегодня военную подготовку, чтобы почтить память тех, кто больше не с нами. Сегодня мы не будем сражаться, оттачивать боевые приёмы, работать над защитой. Вместо этого мы будем укреплять наш ум.
Дарграговцы сидят на земле и понятия не имеют, к чему я веду.
— Сейчас вы задаёте себе вопрос, что же это за занятия, которые укрепляют ум? И зачем они вообще нужны? Я не буду расписывать всех достоинств, которые они могут принести, но прошу, чтобы вы полностью мне доверились и отдались новым упражнениям целиком.
— Хорош уже скорпиона за яйца тянуть, — выкрикивает Вардис. — Чего удумал?
— Ты, как всегда, сразу к делу, — вздыхаю. — Ладно, наши с вами занятия для ума начинаются с очень простого. Повторяйте за мной. А-а-а-а-а.
Толпа на поле сидит молча и пока не понимает, что от них требуют.
— Смелее, — говорю. — Тут нет никакого подвоха или скрытого смысла. Просто откройте рот и произнесите вслед за мной. А-а-а-а-а.
— А-а! — истерично взвизгивает Арназ, будто его кто-то ущипнул.
— Не так, — говорю. — Вдохните, а затем спокойно и размеренно выдохните, напрягая голосовые связки.
Неуверенно толпа произносит заданный мною звук. Чувствую себя руководителем оркестра, только дирижёрской палочки не хватает.
— А теперь повторите его, но коротко. А.
Десятки голосов на стадионе повторяют за мной. Они пока не знают, зачем это делают, а я не могу им объяснить — слишком рано.
— Что вы только что произнесли? — спрашиваю.
— Слово, — отвечает Хоб, задумавшись.
— Это не слово, — поправляет Лира. — Это всего лишь звук.
— Верно, — говорю. — Вы только что произнесли звук «а». Как думаете, можно ли нарисовать этот звук?
Люди впереди молчат. Этот вопрос для них не имеет смысла: как можно нарисовать что-то невидимое? Это легко можно сделать с человеком: две ноги, две руки, овальное тело, круглая голова. Нарисовать можно животное, камень, даже солнце. Но нарисовать звук — такая же бессмыслица, как произнести свет.
— Нельзя, — отвечает Велин, одна из самых старших девушек из башни.
— Почему же нельзя?
— Потому что звуков не существует.
Забавное замечание.
— Как это не существует? Вот же он: а-а-а-а-а. Если ты его слышишь, я слышу, остальные слышат, значит он существует.
— Но мы не можем его увидеть, — возражает девушка.
Тоже не совсем верно. Звук — всего лишь волна, распространяющаяся в какой либо среде: воздухе, воде, металле. Эту волну можно запечатлеть, если иметь достаточно чувствительные приборы. Но разъяснять тонкости людям, живущим в деревне — не имеет смысла.
И это мы не говорим про некоторые объекты, которые могут быть как волной, так и частицей.
— Верно, — говорю. — Мы не можем увидеть звук собственными глазами, но мы можем дать ему обозначение.
Подхожу к скале за мной и рисую на ней огромную букву «А», куском жёлтого камня.
— Это буква «А», — говорю. — Что означает слово «буква»? Это небольшой рисунок, который отображает какой-то конкретный звук. Возьмите палочки и нарисуйте на песке перед вами точно такой же рисунок, который я показал.
Соплеменники вырисовывают на земле увиденный иероглиф. Никто из них не умеет писать. В Дарграге существует примитивный способ записывать вещи, который знает полтора десятка человек, остальные и этого не умеют.
— Молодцы, — говорю. — Теперь смотрите на эту букву и произносите вслед за мной. А.
— А, — произносит толпа.
— Отлично. Теперь нарисуйте рядом с первой ещё одну букву, точно такую же, а затем произнесите звук чуть дольше. А-а.
— Я устала, — ноет Зулла в первом ряду.
— Когда ты впервые взяла копьё, тебе тоже было трудно, — говорю. — На этот раз ты тренируешь не руки, а свой разум. Конечно, это не легко.
Жизнь быстро вернулась в прежнее русло. Исчез двойник, исчезли проблемы, которые он нам доставлял. Теперь мы снова можем заниматься своими делами и ни о чём не переживать. И поскольку у меня репутация новатора, я решил её поддержать и обучить людей грамоте.
К чему изобретать очередной способ ведения войны, если перед нашей армией не устоит ни одна деревня. Пока длится перерыв между походами, можно обучить людей не только разрушать, но и создавать. Письменность — великая вещь, открывающая уйму возможностей.
— Это буква «О», — говорю и рисую следующий символ рядом с первым.
Для того, чтобы выучить алфавит, нужно сначала разделить в их головах слова на отдельные звуки.
Они должны воспринимать слово не как что-то цельное, монолитное, а как последовательность из отдельных элементов — букв.
Я не собираюсь учить их идеальному правописанию. Не буду объяснять, почему в словах «солнце» и «лестница» присутствует лишняя буква. Пусть хотя бы научатся писать так, как слышат, а с остальным сами разберутся. Так было с железом: показал, как оно добывается, как выплавляется, а затем скинул все обязанности на кузнеца. И здесь тот же принцип: не собираюсь тратить годы и создавать среднее образование. Обучу всех простейшим вещам и переложу на самых умных продолжение обучения.
Даже кривая письменность лучше её отсутствия.
— Запомнили? — спрашиваю. — Это буква «О». Произнесите её, почувствуйте, как она выходит изо рта.
Кто-то фыркает в толпе.
— Тишина на уроке! — говорю.
Никогда бы не подумал, что окажусь по эту сторону и буду произносить подобные фразы.
Хожу между людьми и поправляю тех, кто пишет буквы криво, неправильно, или слишком широко. Лучше всех выходит у Лиры. Внучка знахарки и раньше помечала горшочки символами, обозначающими отвары, настои и средства от болезней, поэтому лучше всех оказалась восприимчива к нормальной письменности.
— Очень хорошо, — замечаю.
С удовольствием гляжу на красивые, ровные буквы.
Но так далеко не у всех: некоторые не могут перерисовать даже два простых символа. Симмос смог вывести обе буквы с большим трудом. Кажется, я начинаю понимать боль учителей, когда в классе находятся тугодумы, которые не понимают простейших вещей. Если парень едва смог воспроизвести два символа, что будет, когда их станет три десятка?
— Зачем нам это нужно? — спрашивает Симмос.
У парня отлично получается держать копьё, но вещь поменьше явно вызывает вопросы. Он всегда таким был: дружелюбным, но не очень смышлёным. Из тех людей, которые мгновенно бросают дело, если возникают малейшие трудности.
Подобный протест нужно уничтожить в зародыше: обучение письменности, возможно, даже важнее, чем мастерство владения мечом. Я не хочу себе орду варваров, что втупую сметает наших врагов, а затем возвращается в своё болото. Мне нужны хорошие воины и умные соплеменники.
— Потому, — говорю. — Что с общением у нас нет никаких проблем, пока все мы находимся в одной деревне. Но что будет, если ты захочешь поговорить с кем-нибудь из Фаргара?
— А зачем мне разговаривать с кем-то оттуда?
— Вдруг, тебе там заприметится привлекательная девушка. Захочешь с ней пообщаться, но не сможешь. Она там, а ты тут.