И, не сдержав очередной порыв, змей бросается обниматься. Его голова покоится на моей груди, а чешуйчатые лапы гладят мои плечи.
— Настоящее, живое существо… Раньше я не считал людей красивыми, но сейчас… Самое прелестное из всех созданий.
— Как долго ты тут уже сидишь?
— Непонятно. Дни, месяцы, годы, здесь всё сливается и порой мне кажется, что я очутился здесь только вчера, а затем, что я был тут целую вечность.
— Кто тебя сюда заточил? — спрашиваю.
— Это был не кто-то один, а целая уйма народу. Видишь ли, никому нельзя пользоваться тайными знаниями, что находятся под строжайшим запретом. Должно быть, поэтому они и называются тайными. Я был достаточно молод, чтобы считать себя самым умным и изворотливым. Но на каждого изворотливого всегда найдётся тяжёлый сапог.
Никогда бы не подумал, что окажусь в такой ситуации: обнимаюсь со змееподобным существом под взглядом чумазой сводной сестры, которая совсем не умеет разговаривать и питается исключительно жуками.
— Ты лучше скажи, как себя чувствует Перуфан? — спрашивает Арншариз.
— Это кто такой?
— Как кто?
От моего вопроса змей отстраняется, словно я сказал величайшую глупость.
— Перуфан, — повторяет.
— Мне от этого яснее не стало, — говорю. — Это один из твоих друзей?
— Ты на самом деле не знаешь Перуфана?
— Хватит уже повторять его имя, просто скажи, кто это такой и почему я внезапно должен его знать.
— Пожалуйста, скажи что это шутка, — умоляюще просит змей. — Я всегда знал, что у людей странное чувство юмора, но это… ты перегибаешь палку. Всегда нужно знать, когда остановиться.
— Я не шучу, — говорю. — Похоже, этот твой Перуфан — известная персона, но в моей деревне мы ни о ком подобном не слышали. У нас вообще очень ограниченный кругозор.
— Тогда ладно…
Минуту назад он был очень рад моему присутствию, а теперь погрузился в себя. Я ведь ничего плохого не сказал. Мы в Дарграге и правда живём в маленьком мире и не знаем ничего, что происходит снаружи. Мы стараемся выходить подальше и увеличивать радиус наших знаний о мире, но прежде это выходило очень медленно.
Но это пока.
У меня запланирован целый ряд мероприятий по расширению нашей цивилизации. Может, однажды мы и узнаем, кто такой, этот Перуфан.
— Арншариз, — говорю. — Почему тебя зовут точно так же, как огромного змея, который нас сюда отправил?
— В этом суть моего заключения, — отвечает. — Когда-то мы были одним целым, но нас разделили. Я тут, он там, но мы оба — Арншариз. Он — моя истинная форма. То, как выглядели мои предки, прежде чем мы уменьшились и отрастили ноги подобно людям. Мы оба вынуждены существовать в одиночестве.
— Значит, тот другой Арншариз отправил нас сюда, чтобы мы вызволили тебя?
— О нет, отсюда нет выхода. Это место не существуют в мире, откуда ты явился. Оно находится на своём собственном плане и перекручено в баранку. Куда бы я ни направился — выйду обратно к этому пруду. Ты можешь уйти в любой момент, а мне придётся остаться тут. Гигантский змей отправил вас сюда, чтобы хоть кто-то навестил меня здесь.
— Подожди, — говорю. — Если гигантский змей — твоя вторая часть, то ты находишься тут уже много веков.
— Не может быть, — произносит Арншариз.
— Он ползает у нашей деревни уже очень много человеческих поколений. Сам можешь посчитать сколько это.
— Века?
— Может и века, — говорю. — А может и тысячелетия. Кто ж знает. Мы не ведём летоисчисление.
Пока не ведём.
Силы в одно мгновение покидают змея. Его ноги подгибаются и он падает на траву в унынии. За такой долгий срок заточения память начала его подводить и он даже не помнит, как давно здесь оказался.
— Неужели нет никакого способа тебя вытащить? — спрашиваю.
— Есть конечно. Найди Перуфана и попроси его вытащить меня. Он с этим в два счёта справится.
— Хорошо.
Я найду этого типа, кем бы он ни был.
— Спасибо, что навестили меня здесь, — говорит Арншариз. — Надеюсь, вы никогда не узнаете, каково это: сидеть наедине с собой столько времени и не иметь возможности поговорить с другим разумным существом. Здесь даже животных нет. Одни растения.
— Если получится, мы навестим тебя снова, — отвечаю. — Ты кажешься приятным малым.
— Я такой!
С последними словами змей снова лезет обниматься и его раздвоенный язык скребёт меня по одежде. Что поделать, не отказывать же в объятии существу, которое столько лет не касалось другого живого организма.
Стоим, обнимаемся.
— Как бы я ни хотел, чтобы вы остались подольше, но вам нужно уходить. Скорой змей сменит свою шкуру и снова станет гигантским змеем. Это будет означать, что вы окажетесь заперты со мной до его следующей линьки.
— Так вот, что это было, — говорю. — Линька.
— Когда он сбрасывает шкуру, то уменьшается, но становится в этот момент очень агрессивным. Постарайтесь скрыться с его глаз не привлекая внимания. Но прежде, чем вы уйдёте, я хотел бы дать вам это…
Арншариз протягивает мне кулак с чем-то зажатым внутри. Я протягиваю вперёд ладонь и на неё падает две жемчужины: грязно-белая и голубая. С удивлением смотрю на эти Дары и только сейчас понимаю, что общался со всемогущим существом. Таким же, как Хосо. Таким же, как старуха Чеактайс. И та жёлтая женщина.
— Они помогут тебе, — говорит Арншариз. — Найди Перуфана. Ради меня. По моей скромной просьбе.
— Найду, — говорю.
Прощаемся очередным долгим объятием. Сводная сестра смотрит на нас со смесью жалости и умиления.
— А теперь идите, — с грустью произносит змей.
Нас выбрасывает обратно в центр торнадо. Мы находимся внутри ужасающего смерча, способного смести Дарграг, если дойдёт до него. Но внутри спокойно и уютно. Глядим, как кружит ветер, неся за собой тонны песка.
— В укрытие, — шепчу сестре.
Хватаю её за руку и веду в то же место, где мы прятались прежде. Две скалы с углублением между ними. К счастью, гигантский змей не заметил наше перемещение: он в этот момент вылезал из своей старой шкуры и был полностью поглощён процессом.
Ждём, пока торнадо пройдёт через нас.
Снова начинает завывать ветер, бросает в нас камни, засыпает, но теперь мы готовы. Мы знаем, чего ждать.
Прячемся в укрытии несколько часов, пока не наступает ночь. Песчаная буря проходит и мы выходим наружу, уставшие, обессиленные, истощённые. Всё это время мы стояли, вжимаясь в камень. Сестра буквально валится с ног, поэтому мне приходится держать её за руку, чтобы она не упала.
— Я дам тебе имя, — говорю. — Нечего тебе ходить безымянной. Идёт?
Сестра слегка дрожит от ночной прохлады. Мы одеты слишком слабо для ночи, поэтому нужно скорее возвращаться.
— Эллин, — говорю. — Нравится?
Так звали бабушку Гарна, которую я не застал, но её описывали как очень добрую и любящую.
— Мне кажется, это имя тебе подходит. И это идеальный момент, чтобы дать его тебе, поскольку сегодня тебе очень повезло. Ты родилась заново, фигурально выражаясь.
Девочке всё равно, она не представляет, о чём я говорю.
— Вот и договорились. Пойдём домой, Эллин.
Вокруг темнота и далёкие огоньки факелов, перемещающихся по пустыне. Беру девочку на руки и мы возвращаемся домой. Соплеменники уже разбрелись по округе в поисках меня и моей сестры.
— Эй! — кричу. — Мы здесь.
Ближайший факел замирает, а затем мчится в нашу сторону.
Кое-что изменилось. Я чувствую взгляд человека: резко и отчётливо. Жителям деревни нельзя было смотреть на Арншариза, гигантского змея. Каким-то неведомым образом он всегда понимал, кто на него смотрит и очень от этого злился.