Глава 22
Камень передо мной оживает.
Казалось, он дремал на земле и видел сны, а теперь пробуждается и приходит в движение. Валун, весом в тонн пять, переворачивается с бока на бок, а затем возвращается в изначальное положение.
— Ничего себе, — шепчу.
— Ничего себе, — шепчет Хума моим голосом.
Смотрю на летучую мышь, она на меня. Кажется, всё это время она сидела у меня на плече, а я её не замечал. В последнее время, если она не ползает вокруг, то висит на моей одежде как живой аксессуар. Поэтому я иногда забываю, что она везде следует за мной.
— Я хотел побыть один, — говорю. — Чтобы не навредить никому из близких.
— Пожалуй, — отвечает Хума голосом Вардиса.
— Но ты можешь остаться, если будешь висеть за спиной.
Не хочу, чтобы мышке что-то навредило.
Достаю из кармана голубую жемчужину, полностью пустую внутри. Сквозь шарик можно увидеть искривлённое и перевёрнутое изображение моей руки. Кажется, голубого дыма не хватает на такие тяжёлые предметы: он полностью истощился за несколько мгновений, пока я ворочал камень.
Значит, эта жемчужина действует не по времени, как жёлтая, а по весу.
Сижу на земле и перекатываю шарик в руке. Жду, пока восстановится голубой дым. Он наполняется медленно. Не настолько медленно, как красная жемчужина, которой нужны месяцы для полного восстановления, но и не жёлтая с её несколькими минутами.
Голубой нужно больше часа.
— Давай ждать, — говорю.
— Он на них помешался, — произносит Хума голосом Буга. — Он даже спит с ними.
— Что? — шепчу в удивлении. — Это Буг про меня говорил?
Я словно бы подслушал чужой разговор. Похоже, брату не дают покоя Дары, которые я ношу с собой. В чём-то он прав: я действительно на них помешался. Самую малость. Но это не даёт ему право презирать меня за владение ими.
Похоже, это всё маска.
Кто бы её ни создал, он сделал так, чтобы её обладатель медленно начинал ненавидеть любого человека, контактирующего со всемогущими существами. Даже если это твой собственный брат. Я знаю Буга достаточно хорошо, чтобы отличить его собственное поведение от навязанного. Сам бы он никогда не посмотрел на меня с неприязнью.
Я дал ему эту маску, я её и заберу.
Лежу на траве и размышляю обо всём на свете, коротаю время. Ни один жук не заполз на мою одежду: Хума браво стоит на страже и собственными зубами отгоняет любую ползущую живность, что вторгается в моё личное пространство.
Придумываю оправдания и сочиняю самые убедительные объяснения, какими буду извиняться перед Вардисом. Сомневаюсь, что в произошедшем можно прямо меня обвинить: всё произошло не по моей воле и уж точно против желания.
Но я всё равно чувствую свою вину.
Гляжу на жемчужину: дым клубится внутри. Плотный, переливающийся оттенками голубого.
— Продолжаем наши эксперименты, — говорю.
— Экскременты, — отвечает Хума моим голосом.
Не могу вспомнить, чтобы я когда-то произносил это слово.
На этот раз я выбираю камень поменьше — около тонны. Я волне неплохо умею определять вес камней. Когда-то в нашем цеху делали ремонт и строители навозили целую гору строительных материалов. Я лично развозил на рохле поддоны с сухими смесями и успел запомнить, что сорок мешков по двадцать пять килограмм равняются одной тонне и выглядят примерно как куб с длиной ребра чуть меньше метра.
Камень весом в тонну не смог оторваться от поверхности, лишь встал на бок в продольной оси и несколько раз обернулся. Но и здесь жемчужина истощилась за секунд пять.
— Кажется, тяжёлые предметы даются ей… тяжело.
Гляжу на камень, пытаюсь сдвинуть его собственными руками: качается, но передвигаться не хочет. Хорошо, что я начал с таких массивных предметов: меньше шанс, что я катапультирую их куда-нибудь.
— Теперь опять час ждать… — вздыхаю и ложусь обратно на траву.
Однако, лежать второй час подряд не получается. Встаю и иду в горы коротать время. У подножия хребта растёт всё: грибы, дикие фрукты, ягоды, съедобная трава. Всевозможная пища, которой Дарграг дополняет мясные блюда. У нас есть небольшие огороды, но растения там себя чувствую не очень хорошо, поэтому приходится собирать дары природы у подножия хребта.
Хожу на корточках, собираю красный уклонник и закидываю в рот. Ни за что не догадаетесь, почему эти ягоды так назвали.
— Паскуда, — произносит Хума, проползая мимо. — Мерзавец.
Порой мне кажется, что у летучей мыши синдром Туретта и она не может прожить одного дня, чтобы не обозвать кого-нибудь.
Взбирается мне на голову, после чего машет крыльями и пытается взлететь. На этот раз Хуме удаётся пролететь метров десять, преждем чем она утыкается в землю.
— Трубочист! — произносит она моим собственным, недовольным голосом.
— Не торопись, — говорю. — Всё получится со временем.
Когда жемчужина снова наполняется дымом, смотрю на камень весом килограмм пятьдесят. Кажется, это идеальный вес для проверки силы Дара Арншариза: он не улетит прочь в случайном направлении, и не истощит жемчужину за секунды.
— Поднимись, — приказываю.
Камень приходит в движение, перекатывается на другой бока, замирает. А затем очень неловко, будто сомневается в собственных силах, отрывается от земли.
— Молодец! — хвалю сам себя.
У меня получается! Я контролирую предмет, не касаясь его.
— А теперь замри!
Камень замирает на месте, но в следующую секунду устремляется к земле, скользит вниз по склону, после чего описывает в воздухе широкую дугу и мне приходится пригнуться, чтобы он не задел меня во время своих манёвров.
— Замри! — кричу.
Камень дрожит, крошится и вскоре разваливается на куски, устремляющиеся во все стороны, словно от взрыва. Небольшие кусочки стучат по моей одежде, уносятся в небо. Хума сидит в траве, боясь пошевелиться.
— Ах ты ж падла! — кричу.
— Падла! — поддерживает летучая мышь.
Кажется, только что она выучила новое слово. Совсем скоро она научится строить трёхэтажные конструкции и сможет заткнуть за пояс бывалого моряка в выражении негодования.
— Почему это так сложно?
Красная жемчужина вообще не требует каких-либо усилий. Она просто работает и о ней можно днями не вспоминать. Жёлтая повинуется малейшей команде, словно сама очень хочет, чтобы её использовали. Но эта, словно необъезженный скакун: брыкается, фыркает и норовит выбросить меня из седла.
Снова час ожидания, во время которого я брожу у подножия хребта и пинаю камни.
— Подчинись! — говорю поваленному дереву, наполовину изъеденному короедом. — Я приказываю тебе, трухлявая деревяшка! Я твой хозяин и повелитель!
Дерево поднимается в воздух, медленно вращаясь вокруг своей оси. Протягиваю обе руки вперёд, как если бы я ими удерживал ствол в воздухе. И это помогает! Дерево полностью замирает на одном месте.
По всей видимости, я могу передвигать любой предмет, но это не жемчужина не слушается меня, а я плохо ею управляю.
Протянутые вперёд руки — всего лишь помощь в концентрации.
— Слушай меня, — говорю.
Стоит мне опустить руки, как дерево выскальзывает из моего захвата и устремляется прочь, словно им выстрелили из гигантской рогатки. Дыма в жемчужине ещё немного осталось, поэтому я протягиваю руку к камню, размером с кулак.
— Поднимайся, — говорю.
Булыжник подчиняется моей воле и замирает в метре от земли. Делаю жест, будто хватаю его и тяну на себя. Он плывёт ко мне по воздуху и замирает над моей ладонью. У меня получается!
Второй рукой поднимаю ещё один камень и теперь целых два кружатся передо мной в медленном танце. Обращаются друг вокруг друга, словно это звёзды, захваченные гравитацией друг друга.
— Эй ты! — обращаюсь к третьему камню. — Иди сюда.
Нужный мне предмет взмывает в воздух и приближается к уже имеющимся двум. Чувствую себя жонглёром, которому не нужны руки для исполнения трюков. Булыжники парят между моими руками, а я стою с открытым ртом и не могу нарадоваться тем, как ловко у меня получается. Почти без усилий.