Мы продолжаем двигаться по песку, изрисовывая его нашими ногами. Мы могли бы продолжать вечно: с ней это не занимает никаких сил, даже даёт их. Но всему приходит конец. И мы останавливаемся.
— Фух, а ты хорошо двигаешься, — говорит.
Аэлиция всё-таки устала, но не показывает этого. Лишь грудь поднимается при каждом глубоком вздохе.
— Спасибо, ты тоже ничего, — отвечаю.
— Это самый чудесный из комплиментов, что я получала.
— Мы всё ещё не закончили, — говорю. — Я не отпущу тебя отсюда, пока не получу ответов.
— Хочешь ещё раз сыграть в твою замечательную игру? Я согласна, но учти, что в следующий раз я попрошу тебя спеть одну глупую песню. Так что можешь начинать учить слова.
— Больше никаких игр. Я не знаю, как ты это делаешь, но ты играешь не честно. Так что ты всё мне расскажешь сама.
— Правда? — спрашивает Аэлиция. — Грозный и зловещий Гарн заставит меня говорить?
Протягиваю руку, чтобы взять её за запястье. У неё такая нежная и аккуратная рука, что я боюсь к ней прикоснуться с излишней силой. Но я не успеваю её схватить, как девушка исчезает, появляется у меня за спиной и легонько стукает ладонью по макушке.
— Ты проиграл, — говорит. — Даже в применении грубой силы ты проиграешь.
Снова пытаюсь схватить её за руку, но успеваю взять лишь один из чёрных лепестков. Мягкая ладонь снова шлёпает меня по макушке.
— Не надо устраивать спектакль, — говорю, стараясь скрыть нарастающую злость. — Ты знаешь, что мне от тебя нужно, так почему не дашь этого?
— Потому что не хочу, — отвечает с усмешкой. — Потому что мне нравится смотреть, как ты варишься в собственных домыслах и ничего не понимаешь.
Протягиваю обе руки, чтобы схватить её за плечи, но Аэлиция исчезает и появляется сбоку от меня. Ей и эта игра тоже нравится. Её забавляет абсолютно всё, что бы я ни делал.
— Кажется, у нас с тобой намечается ужасное сражение, — произносит.
Девушка поднимает с земли прутик: небольшую сухую веточку, которая сломается пополам, если посильнее сжать её одной рукой.
— Жаль, ты не взял свой меч, — говорит с издёвкой. — Нечем будет сражаться против моего грозного оружия.
— Достаточно этого балагана.
Иду к ней, стараясь двигаться как можно быстрее. Думаю, если я успею её схватить, то она не сможет исчезнуть и переместиться. Резко выбрасываю руку вперёд, чтобы схватить за локоть, но она исчезает в последнее мгновение.
— Пунь, — произносит Аэлиция, ткнув веточку мне между лопаток. — Первый укол за мной.
Резко поворачиваюсь, но её уже нет.
— Пунь, — раздаётся голос и ветка утыкается мне в ягодицу.
Всё, надоела эта игра. Замедляю время и мир тонет в чёрно-белых красках. Окружающее замирает, звуки прекращаются. Я поставил целый мир на паузу, чтобы схватить одну наглую девушку.
Оборачиваюсь, но её рядом уже нет. Лишь чёрные лепестки, парящие в воздухе. Сама она сидит в отдалении на том же камне, где я впервые её здесь увидел. Вытянула правую руку и разглядывает собственные ногти, будто оценивает их состояние, хотя мы оба прекрасно знаем, что они в идеальной форме. У неё дома должен быть отдельный человек, который занимается только ими.
Бегу к ней, отсчитывая в уме секунды.
Один, два, три… девушка всё ближе, я протягиваю руку, чтобы схватить её за тонкую шею. Четырнадцать, пятнадцать. Время ускоряется, Аэлиция исчезает прямо перед моей ладонью и что-то снова тыкает меня в спину.
— Пунь, — произносит она. — Я снова победила.
Настало время для тяжёлой артиллерии. Я ещё не научился как следует пользоваться голубой жемчужиной, но уже могу кое-что показать. Оборачиваюсь, собираясь поднять девушку в воздух, но её позади меня уже нет.
— Пунь, — произносит Аэлиция.
На этот раз она тыкает палочкой очень сильно, в обратную сторону правого колена. Моя нога подгибается и я с трудом удерживаюсь прямо, но она тыкает в другую ногу и я падаю на колени. Аэлиция толкает меня вперёд и я падаю, опираясь вытянутыми руками в землю.
Несколько тычков острой деревянной веткой и теперь я полностью лежу на песке, а она сидит на моей спине и не даёт подняться.
— Понравилось, как я тебя побила?
— Слезь, — кряхчу.
— Ты хотел знать, почему я прихожу к тебе, Гарн? — спрашивает. — Потому что я вижу собственное будущее. Я вижу его так же отчётливо, как и прошлое. Можно сказать, что у меня есть воспоминания о будущем и я в точности знаю, что произойдёт. И ты есть в этом будущем.
— Я? — спрашиваю.
Пожалуй, не стоит шевелиться и пытаться её скинуть. Если я получу хоть какие-то ответы, это будет стоить моего позорного поражения.
— Ты есть в моём будущем. Ты заявишься ко мне домой, во всей своей красоте и великолепии. Так что я решила не ждать этого момента, а познакомиться с тобой пораньше.
Девушка опускается на колени и подносит губы к моей голове, которой я лежу на песке.
— И мне невероятно приятно познакомиться.
С этими словами она исчезает и я остаюсь у подножия хребта вдвоём с Хумой. Летучая мышь выглядывает из травы и смотрит на происходящее широко раскрытыми глазами.
Меня только что уделала девушка, которая видит будущее. С таким умением у меня не было ни единого шанса её победить ни в сражении, ни в камень, ножницы, бумагу. Я не получил ответов на свои вопросы, но теперь хоть что-то понимаю. По крайней мере я знаю, зачем она приходит.
— Что, Хума, испугалась? — спрашиваю. — Трусиха же ты.
Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь, одеваюсь, а затем протягиваю руку, поднимаю в воздух несколько камней и возвращаюсь к Дарграгу, жонглируя ими собственной волей.
По какой-то причине у меня хорошее настроение.
Глава 23
Вардис улыбается, а я смотрю в дыру между его зубов.
— Мне очень, очень жаль, — говорю.
Мы стоим на стадионе, у нас середина урока по правописанию. Все буквы пройдены, теперь соплеменники составляют простейшие слова вроде “дом” или “баба”. Изначально их отношение было скептическим: некоторые не приходили на занятие, когда вместо обычных тренировок с оружием мы изучали алфавит.
В этом случае я ходил по домам и чуть ли не силой вытаскивал самых ленивых на уроки.
Но теперь, когда они поняли, для чего всё это затевалось, заставлять больше никого не нужно: они сами с энтузиазмом приходят на поле и вырисовывают на песке буквы. Когда у меня дома появился первый компьютер, я не был в таком восторге, как некоторые из них в этот момент.
Друзья настолько восторгались письмом, будто это что-то сродни телепатии. Умение передавать слова, не произнося их.
— Ты говоришь это уже в пятнадцатый раз.
— Потому что мне на самом деле жаль, — говорю. — Я не хотел, чтобы так получилось.
— Я знаю, — утешает Вардис. — Никто тебя не винит. Подумаешь, зуб выбил, у нас половина деревни без них ходит.
Брат сильно приукрашивает. Вполне ничего зубы у местных жителей.
— Ты точно на меня не обижаешься?
— В пятнадцатый раз тебе повторяю, не обижаюсь. И хватит мне задавать этот вопрос.
— Просто я боюсь, что ты внёс меня в список говнюков, — говорю. — А я не хочу быть в этом списке у близких людей.
Вардис мотает головой со вздохом. Кажется, он искренен и не таит на меня злобы, но я всё равно продолжаю переживать, когда вижу, как он ковыряется языком на том месте, где должен быть зуб.
— Кстати, ты букву “В” неправильно написал. Полукольца у неё в правую сторону, а не в левую.
Иду дальше и смотрю на получающиеся слова. Однажды в детском саду меня попросили сделать поздравительную открытку с новым годом для родителей. Написали на доске короткий текст, который мы должны были перерисовать. Буквы получились кривыми, косыми, “я” в “Поздравляю” смотрела вправо, наподобие английской буквы “R”. Эта открытка пролежала в шкафу много лет и я время от времени смотрел на неё и улыбался от того, каким я был безграмотным в детстве.