— Продолжай, — произносит Сазголон. — С удовольствием послушаю. Собственно, это единственное, что мне остаётся, как ты мог заметить.
— Мы пришли сюда, поскольку Орнас долгое время терроризировал наших союзников — Дигор, а недавно появились сведения, что вы готовите новую атаку. Можете не отпираться. Вы хотели разграбить соседнюю деревню, увести в плен жителей и славно повеселиться. Так вот, это не произойдёт: мы решили действовать на упреждение и ликвидировать угрозу с вашей стороны. Как именно она будет ликвидирована — вопрос второстепенный. Нас интересует результат.
— Это вся ваша позиция?
— Нет, но это основа.
— А что, если мы откажемся, как ты это назвал, ликвидироваться?
— Нам придётся действовать силой, — говорю.
— В таком случае предлагаю отбросить наши с тобой пляски и говорить прямо. Если ты думал прийти сюда и запугать нас, то у тебя не получилось.
Несмотря на уверенный тон старика, окружающие воины чувствуют себя не в своей тарелке. Прежде они не сталкивались с настолько превосходящими силами и не представляют, как разрешить эту ситуацию.
— Орнас не боится ничтожеств из Дигора, нам безразличны угрозы Дарграга. Ну а Фаргар… эти придурки только кричать и умеют. Если вы посмеете напасть на нас, мы вас размажем. Вот и всё. Эта наша позиция. А теперь посмотрим, как мы сможем её соединить с вашей.
— Я ещё не всё сказал, — говорю. — Наша основная цель — прекращение насилия, и мы сделаем что угодно для её достижения. Хотите вступить в бой — пожалуйста. Но если вы выберете мирный путь, то взаимное сотрудничество принесёт в дальнейшем намного больше пользы.
— Ты, кажется, не понял, — отвечает Сазголон. — Мы не хотим иметь с вами ничего общего. Меня воротит от одной мысли, что я нахожусь в одном помещении с дигоровскими ублюдками. Так что пей чай сколько захочешь, а потом уходи.
— Саз, — произносит Зитрус. — Их намного больше…
— Не вмешивайся, — прерывает его староста. — Наша деревня никогда не склонялась перед врагами, не склонится и сейчас.
— Послушай своего помощника, — говорю. — Если бы ты мог видеть, то заметил бы сомневающиеся лица своих односельчан. Никто здесь не хочет драки.
— В таком случае хорошо, что я не умею видеть.
Один до глупости храбрый человек ведёт за собой в могилу целое поселение. Не будь здесь Сазголона, остальные бы внимательнее прислушивались к моим словам. Его упёртая самоуверенность разрушает всю дипломатию.
— Мы в любом случае возьмём своё, — говорю. — Мы можем пойти по простому пути или по сложному, но результат будет один. Либо Орнас вступает в бой и теряет всех взрослых мужчин в битве, а женщинам придётся тащить семьи и хозяйства в одиночку, либо вы добровольно складываете оружие. Вам придётся подчиниться так или иначе.
— Саз, — шепчет Зитрус. — Они выглядят очень решительно.
— Не решительнее меня, — отвечает Сазголон.
Поезд Орнаса мчится по путям, обрывающимся глубокой пропастью. Слепой машинист сидит на своём месте и не видит приближающейся угрозы. До этого момента путь был ровным и стабильным, разве есть причины сомневаться, что он изменится впереди? Совсем скоро вагоны полетят вниз, затягивая с собой испуганных пассажиров. И будет слишком поздно выпрыгивать из окон.
— Ты сейчас говоришь от лица всей деревни? — спрашиваю. — Или от своего собственного? Со стороны выглядит так, будто ты принуждаешь всех людей позади себя вступить в бой, который им не нужен.
— Через лет двадцать они сами будут заседать в совете старейшин, тогда и будут решать судьбу деревни, а сейчас здесь сижу я и именно я говорю, как поступят её жители.
— Ты понимаешь, что ведёшь их на смерть?
— Даже если кто-то из них умрёт, — отвечает Сазголон. — Это будет достойная смерть во время защиты дома.
У Орнаса нет ни единого шанса защититься от нас. Мы их раздавим, пройдём сквозь их войско и даже не почувствуем сопротивления. Но Сазголон не может и не хочет этого видеть. В его голове существует свой собственный мир и в этом мире они сильны, а все окружающие не заслуживают внимания.
— Давайте голосовать, — произносит старейшина. — Кто за то, чтобы надавать по шеям всем этим ничтожествам, что заявились к нам?
Сазголон поднимает руку, следом за ним то же самое с энтузиазмом проделывает Стауг. Энергичный дед вообще не понимает, о чём речь, и поднимает руку тогда же, когда это делает кто-то другой. Он проголосовал бы даже за ношение трусов на голове.
Диддел так же медленно поднимает руку, хотя разума в нём ещё меньше, чем в моих сандалиях. Кажется, он всю жизнь поднимал руку, когда слышал слово «голосование», это действие выработалось у него как рефлекс и происходит совершенно автоматически.
Четвёртый член совета спит и даже не собирается просыпаться.
Окружающие воины всё больше нервничают при виде происходящего: должно быть, они воспринимают это как голосование за их смерть. Но настоящую панику я вижу в глазах заросшего бородача, который устраивал вылазку в Дигор: он уже сражался с нами и ничего хорошего из этого не вынес.
— Итак, большинство голосов за, — произносит Сазголон. — Это не удивительно: мы очень дружная деревня.
— Вы это так оставите? — спрашиваю, повернувшись к Зитрусу. — Позволите кучке безмозглых стариков решать вашу судьбу?
— Следи за языком, — отвечает воин. — Совет проголосовал за битву, так тому и быть.
Люди перед нами вынуждают их убить. Смотрю на это и не могу поверить, что они собираются вступить в абсолютно проигрышный бои и ради чего? Достойной смерти? Не уверен, что она вообще может быть достойной. Какой она точно будет — так это бессмысленной.
— Возьмите своё оружие, — говорю. — И прикончите Сазголона прямо сейчас, этим вы спасёте множество жизней.
— Не знаю, как заведено у вас в Дарграге, — произносит старейшина. — Но тут у нас уважают старших. Жители нашей деревни скорее вскроют собственную грудь, чем нападут на старика.
— Благородно. До тех пор, пока старик ведёт себя адекватно и не приказывает близким умирать. Сейчас это больше похоже на идиотизм.
Сазголон делает нетерпеливый жест рукой, чтобы мы убирались.
— Хватит оскорблений, — говорит. — Уходите и решим дело старым добрым способом — кровью.
— Наша армия нападёт утром, — говорю. — Надеюсь, за ночь с вашим старостой что-нибудь случится и вы захотите решить дело миром.
Выходим с соплеменниками наружу и движемся прочь из деревни. Меня трясёт от злости. Вокруг тьма, немногочисленные факелы освещают дорогу. Ночевать мы будем рядом с Орнасом, чтобы они не забывали о нашем присутствии и помнили, от кого примут смерть завтра утром.
Хума висит у меня на плече и возмущённо кряхтит.
— Вы это так оставите? — спрашивает она моим голосом. — Вы это так оставите?
— Всё вышло как нельзя лучше, — говорит Дверон. — Завтра мы нападём и уничтожим гнездо этой заразы. Я объявляю, что лично прикончу Сазголона, слышите? Чтобы никто из вас его не тронул, этот старый ублюдок — мой.
— Хорошо, — говорю. — Этот старый ублюдок — твой. Но тебе представится шанс им воспользоваться раньше, чем ты думаешь.
Этой ночью, пока Орнас будет пережидать ночь, а наше войско будет стоять рядом, не давая жителям уснуть, мы прокрадёмся в деревню и убьём Сазголона. Он — помеха на пути наших переговоров. Жители не могут прикончить своего, даже если он ведёт их на смерть, но это можем сделать мы.
И если к утру они не передумают, то примут бой.
И мы всех их уничтожим.
Из пяти сотен человек, лишь одного меня это расстроит.
Глава 27
Середина ночи, десятки факелов разгоняют тьму.
Половина нашего войска стоит в дозоре, половина лежит на земле и либо спит, либо пытается уснуть. Сомневаюсь, что у соплеменников получится как следует отдохнуть: слишком близко к вражеской деревне. Невозможно расслабиться, когда находишься в шаговой доступности от смертельной опасности.