— Да, — отвечает брат. — Это сквознячок, он выходит из-под камней сбоку от меня.
— Сможешь как-то разобрать ту сторону?
— Пытаюсь, но пока не получается.
Никогда бы не подумал, что окажусь в подобной природной тюрьме. Множество раз слышал, как люди проваливались в пещеры, застревали, не могли найти выход. Но никогда не думал, что такое может произойти со мной. Как-то это… банально.
Весь оставшийся день пытаюсь разобрать завалы над головой.
Выходит меньше, чем ничего.
— Гарн, — произносит Буг из-за стены в середине ночи. — Мне холодно.
— Мне тоже, — говорю.
Лежим, каждый в своей ловушке, в полнейшей тьме, и лишь лёгкий звук ветра, да капающей воды окружает нас. Как только я очутился здесь, то подумал, что легко выберусь обратно на поверхность. Проведя же здесь много часов, вера в собственные силы постепенно исчезает.
— Гарн…
— Чего?
— Прости меня…
— Ты прощён, — говорю.
— А ты не хочешь попросить у меня прощения? — спрашивает Буг.
— Мне не за что.
— Ну ты и придурок!
Заснуть не удаётся. Всю ночь я лежу на каменном полу, подложив под голову кожаный чехол для метательных ножей. Стёганая основа ламеллярной брони сдерживает тепло тела недостаточно хорошо, да и спать в ней не удобно.
Вот и получается, что я ворочаюсь с бока на бок, не могу найти подходящую позу. Так я встречаю рассвет: светлеющее небо в узкой щели над головой. Тонкие лучи пробиваются в мою камеру, режут глаза.
Утро я начинаю с новых попыток выбраться.
Направляю вверх всю силу голубой жемчужины, но её явно недостаточно, чтобы как-то мне помочь: не способна она поднимать любые тяжести одним волшебным взмахом. Невозможно сдвинуть скалу, даже если очень сильно этого захотеть.
— Проснулся? — спрашивает Буг.
— Я и не засыпал, — говорю.
— Правильно, как тут поспишь.
Пока я шуршу в своей пещере, Буг пытается разобрать завалы. Хочет сделать проход в любую из сторон. Что угодно, лишь бы не сидеть на месте с отчаянной надеждой на внешнее спасение.
— Эй! — кричу.
Время от времени надо издавать громкие звуки. Не только для того, чтобы друзья снаружи услышали, но и для того, чтобы напомнить самому себе, что я ещё жив.
Каждый час я поднимаю руку вверх и пытаюсь сломать дерево, лежащее поперёк выхода. Если удастся его надломить, то весь скопившийся над ним хлам может упасть вниз и освободить проход. Только задача эта кажется невыполнимой: ствол дерева сантиметров сорок в диаметре и чтобы сломать его — нужна титаническая сила.
— Есть хочу, — говорит Буг.
— С чего бы это?
— Сейчас бы супа… жирненького.
— Помолчи, пожалуйста, — говорю. — Во мне слишком мало жидкости, чтобы захлёбываться слюной.
— А наверх кусок мяса с костра… и немного зелени к нему…
Пока Буг описывает свой идеальный обед, я сжимаю в руке жемчужины и пытаюсь понять, какая из них поможет мне в этой ситуации. Чёрная бесполезная: никогда не собираюсь её использовать. Она лежит рядом с остальными, поскольку я не хочу с ней расставаться. Красная заживляет раны, жёлтая ускоряет, белая позволяет чувствовать чужие взгляды. Одна лишь голубая что-то может.
Сжимаю её в руке и пытаюсь провести эксперимент…
Невидимая сила подхватывает меня в воздух и я медленно плыву к потолку.
Столько времени я потратил, двигая посторонние предметы, но ни разу не задумался о том, чтобы сдвинуть самого себя. Я бы назвал это полётом, но больше всего это похоже, словно кто-то сильный подцепил меня крюком и тащит вверх. Я всё ещё чувствую гравитацию, тянущую меня вниз, но в данный момент она слабее, чем сила жемчужины.
— Ничего себе! — вырывается.
— Что там? — спрашивает Буг.
— Жаль ты это не видишь!
Я парю под самым сводом!
Достаю из ножен меч и со всех сил бью по дереву над головой. Лезвие входит в кору и застревает. Тяну на себя, замахиваюсь снова и бью ещё сильнее. Получается нанести лишь четыре удара, прежде чем жемчужина истощается и я лечу вниз.
Ноги больно ударяются о каменный пол, зубы клацают.
Я заваливаюсь на бок, но при этом очень доволен проделанной работой. Если получится разрубить дерево, преграждающее выход — получится выбраться.
— Чем ты там занимаешься? — спрашивает Буг.
— Жонглирую самим собой, — говорю.
Не буду говорить брату, что нашёл новое применение голубой жемчужине. До тех пор, пока у него маска, он будет ненавидеть любое упоминание Даров.
Пока дым восстанавливается, пытаюсь посчитать, сколько мне нужно времени, чтобы свершить задуманное. Чтобы разрубить дерево толщиной в сорок сантиметров, нужно примерно сто-двести ударов мечом. Даже скорее триста. Если использовать голубую жемчужину по мере её восстановления — каждый час — то получится взлететь двадцать-тридцать раз за день. За один раз я совершу четыре удара. Следовательно, сто ударов в сутки. То есть всего три дня работы и я сделаю проход наверх. Останется лишь освободить Буга и выбраться на поверхность.
Три дня без еды и воды…
С физическими нагрузками.
С учётом, что я сижу тут уже сутки.
— Буг, — говорю. — В следующий раз, когда ты захочешь помочиться — помочись себе на руки и выпей, чтобы не терять драгоценную влагу.
— Я уже очень давно не пил и сомневаюсь, что доведётся помочиться ещё хоть раз, — отвечает брат.
Час спустя я снова подхватываю себя силой голубой жемчужины, взлетаю вверх и со всех сил наношу четыре рубящих удара. Дерево у меня над головой старое, но при этом сухое и крепкое: мой меч оставляет на нём лишь небольшие порезы.
На второй час повторяю.
На третий ещё раз.
Стараюсь уничтожить преграду, ведущую на поверхность. С каждым разом удары у меня получаются всё слабее, воздуха не хватает, энергия заканчивается.
К вечеру я чувствую себя вялым и уставшим. Сколько бы я ни лежал на земле — силы не хотят возвращаться. Человек — это машина. Чтобы двигаться ему нужны ресурсы точно так же, как бензин двигателю внутреннего сгорания. Без топлива автомобиль не сдвинется с места. Без калорий человек не будет настолько же эффективен, как с ними.
Пусть даже организм переработает остатки жира, пустит в расход мышечные волокна и любые другие резервы. Без еды — никуда.
— Буг, — говорю. — Ты как?
— Что-то я устал, — говорит. — Я уже столько камней перетаскал, а завал всё не заканчивается. Сквозняк как дул откуда-то сбоку, так и дует.
— Что сделаешь, когда выберешься?
— Найду свой мешок и сожру всё, что у меня там осталось. Если, конечно, птенцы ещё не сожрали.
— Вряд ли, — говорю. — Сомневаюсь, что они любят вяленое и копчёное мясо.
— А потом, — продолжает брат. — Вернёмся в деревню и я научусь играть на флейте. Всегда хотел этим заняться, но никак не решался. Думал, все будут смеяться над моими нелепыми попытками. Но сейчас понимаю — плевать.
— Если выберемся, я сам тебе сделаю духовую трубку. Под стать твоему размеру.
Наступает вечер и небо снова заволакивает тьмой. Моя вторая ночь здесь. Пытаюсь взлететь и наощупь добраться до нужного мне дерева, но я не успеваю сделать и удара, как жемчужина заканчивается. Лечу на землю, полетав бесцельно под сводом.
Ещё одна проблема.
Я не могу рубить дерево ночью, когда ничего не вижу. Таким образом время увеличивается с трёх дней до шести. С учётом убывающих сил и одного дня, уже проведённого здесь, я пробуду тут все десять. Никогда не слышал о человеке, которому бы удалось десять дней провести без воды и при этом остаться в нормальном состоянии. Что ж, я собираюсь стать первым.
— Летим, — говорю.
Поднимаюсь к своду, шарю рукой в поисках цели. Делаю ровно один удар и падаю вниз.
Пока я валяюсь на земле и пытаюсь прийти в себя, из-за завала раздаётся храп Буга. Во мне тоже мало сил, поэтому я откидываю голову на кожаный чехол и говорю себе, что через час нужно снова лететь вверх.
Так проходит вся ночь и просыпаюсь я только под утро.