— Эй, Хоб! — шепчу.
Не слышит.
— Хоб! — повторяю громче.
— Кто здесь? — восклицает парень, всматриваясь в темноту.
— Да не ори ты так! Это я, Гарн.
Удивлённое лицо друга выглядывает из-за частокола и с подозрением смотрит на меня. В этот сумеречный час он никого не ожидал увидеть за частоколом и уж тем более своего друга, который совсем недавно находился внутри деревни, а теперь, по какой-то причине, стоит в одной набедренной повязке из травы.
— Не смотри на меня, — говорю. — Меня здесь нет.
Парень в недоумении выполняет мою просьбу, но при этом выглядит странным и напряжённым.
— Никто не должен знать, что ты меня заметил, — говорю. — Расслабься и сядь нормально. Сейчас ты сидишь так, будто тебе черенок от лопаты в задницу вставили.
Трудно заставить человека вести себя естественно против воли. Хоб откидывается на спинку крохотной лавочки и с невероятным интересом рассматривает собственные пальцы, будто на каждой из них выросло по дополнительной фаланге. Невозможно выглядеть ещё более неестественно.
— Если ты думаешь, что так себя ведёт любой нормальный человек, то ты ошибаешься.
— Я веду себя как обычно.
— Нифига не как обычно. У тебя вид человека, который испортил воздух в комнате с десятком других людей и который всеми силами делает вид, что это не он.
— Это я выгляжу странно? — спрашивает Хоб. — А себя-то видел?
— У меня особая ситуация, — говорю. — Положи руки на колени и просто смотри вдаль. Представь, что это самый скучный вечер в твоей жизни. Примерно как любой из предыдущих дозоров.
Хоб откидывается на спинку и с наигранно скучающим видом смотрит на горизонт. Выглядит как человек, всеми силами пытающийся показать свою скуку. Ещё немного подобной актёрской игры и я понижу его в наших театральных спектаклях
— Что ты там делаешь? — спрашивает. — Я думал, ты уже пошёл спать.
— Перво-наперво, я задам тебе вопрос, который волнует меня сейчас больше всего, а ты мне ответь. Кто-нибудь из наших погиб у Гуменда?
С ещё большим удивлением Хоб наклоняется и смотрит на меня, словно хочет убедиться, что я — это действительно я. Есть такие вопросы, которые обязательно озадачат человека. Вроде «Какой сейчас год?» или «Напомни, как меня зовут». Ответы на такие вопросы должен знать любой человек и, если он его задаёт, значит у него проблемы с головой. Либо он не тот, за кого себя выдаёт.
— Гарн, это ты? — спрашивает Хоб.
— Да я это, — отвечаю. — Просто ответь, погиб ли кто из наших? Ты даже не представляешь каково это — идти домой и думать, кого из друзей ты не досчитаешься.
— Две сестры погибли. Из пустынных.
— Блядь, — вырывается.
Всегда считал себя культурным человеком, который любую мысль может выразить нормальным языком. Но иногда случаются ситуации, где мгновенные эмоции берут верх над самообладанием и наружу выходит нечто подобное.
— Кто именно? — спрашиваю.
— Рикке и Амауд.
Дважды гадство. Рикке недавно вышла замуж за Медрега и вот как сложилась их семейная жизнь. Ну а Амауд… она всегда была уверена, что её ждёт ужасная судьба. Дождалась… Я привёл всех их из башни и каждую воспринимаю как сестру, поэтому любая смерть сильно бьёт по моему сердцу.
Однако стоит быть благодарным, что другие уцелели. Без огромного численного перевеса, благодаря Фаргару, погибших могло быть в десятки раз больше. Даже бессмертная армия не смогла устоять, когда на одного бойца приходится три противника и один из них бронирован.
Чем дольше длится наш разговор, тем отчётливее я вижу в глазах Хоба подозрение. Его рука непроизвольно перехватывает копьё поудобнее. Он ещё не понимает в чём дело, но инстинктивно входит в защиту.
— Хоб, ты в последнее время не замечал за мной странностей?
Вместо ответа парень лишь прищуривается.
Это действительно странный вопрос от человека, который по ночам голышом расхаживает за частоколом. Если и есть во всём Дарграге человек, который заподозрит неладное, то это Хоб. Не потому, что он невероятный детектив и мастерски складывает детали происходящего, а потому, что во всём сразу видит плохое. Он и Зулла — вот два человека, которых обмануть труднее всего.
— Гарн, — говорит. — Так почему ты за частоколом посреди ночи?
— Я только что вернулся из-за хребта. Из Гуменда.
Парень в непонимании вскидывает брови.
— Хочешь знать, что делала бордовая жемчужина всё это время? — спрашиваю. — Недавно я это узнал. Оказалось, что кратковременные зависания моего разума — всего лишь неудобство по сравнению с тем, что она совершила далее.
Рассказываю парню всю историю сражения с Гумендом, как его воспринимал я. Что мой мозг отключался прямо посреди битвы, как я провалялся всю её на земле, а затем перемещался по Гуменду рывками, поскольку провалы в памяти становились всё чаще. На моменте, где я встретил своего двойника, Хоб взял копьё двумя руками.
— Ты мне не веришь? — спрашиваю.
— С чего ты взял?
— Ты стоишь с оружием так, будто собираешься спрыгнуть вниз и проткнуть меня.
Осознав себя в боевой стойке, Хоб отставил копьё в сторону. Всё равно оно бесполезно, пока ты стоишь в дозоре. Здесь нужно пользоваться луком или арбалетом.
Рассказываю парню, как двойник меня закопал и отправился в Дарграг притворяться мной, пока я возвращался в этот мир с того света. Умолчал лишь о том, что я пришелец из другого мира, занявший тело изначального Гарна. Этот секрет я никому не расскажу и он останется тайной навеки.
Подал историю так, будто изначально был один Гарн, а затем стало двое. И это, отчасти, правда.
— Вот я и спрашиваю, — повторяю. — Ты замечал за мной какие-либо странности. В движениях, разговоре, взглядах.
— Замечал, конечно. Ты ещё спросил, как нам удобнее всего будет сжечь Фаргар…
— И что ты ответил?
— Что это нужно было сделать, как только мы победили, а не сейчас, когда они снова способны драться… Погоди минуту, я всё ещё не могу понять. Ты хочешь сказать, что прямо сейчас в деревне спит ещё один Гарн? Вас двое таких? Два совершенно одинаковых человека?
— Только внешне одинаковых, — говорю. — Один из нас — тот человек, которого ты знал последние годы, а другой — тот, кто перерезал мне горло и закопал в землю. Поэтому тебе самому выбирать, как относиться к каждому из нас.
— Вдруг, всё не так, как ты говоришь, — отвечает Хоб. — Может, это настоящий Гарн спит в деревне, а ты — его завистливая копия.
— Вспомни, как я себя вёл и как говорил во время возвращения из Гуменда. Это было моё обычное поведение?
Парень продолжает смотреть на меня, но его зрачки бегают из стороны в сторону, словно он вспоминает события прошедших дней. Как бы ни был двойник похож на меня — невозможно скопировать личность другого индивидуума. Каждый человек отличается друг от друга: разная разговорчивость, разное чувство юмора, разный смех, разные интонации в голосе. Ты можешь оказаться в шкуре другого, но ты никогда не сможешь скопировать его поведение, как бы сильно ни старался.
— Да, пожалуй ты прав, — говорит Хоб, расслабляясь. — Если вас на самом деле двое, то ты — настоящий. Когда мы возвращались обратно тебя прямо трясло от радости. И это после битвы, где погибли наши.
— Я бы не обрадовался, даже если бы все мы уцелели, — отвечаю. — Меня заботят даже жизни врагов, как ты мог догадаться.
— Что будем делать?
— Для начала мне нужно пробраться в деревню, — говорю.
Хватаюсь за деревянное бревно частокола и карабкаюсь наверх. Только в этот момент Хоб замечает белую летучую мышь, висящую на внутренней стороне моего предплечья. Парень делает короткий взмах, собираясь убрать паразита, присосавшегося к моему телу, однако я уклоняюсь от его руки.
— Тише, — говорю. — Это Хума.
— Убирайся! — выкрикивает летучая мышь и переползает сначала на плечо, а затем в волосы на затылке.