– Ну... – говорю. – Разве существа... вашего вида... умеют разговаривать?
– Люди? – спрашивает мертвец совсем запутавшись. – Про какой вид ты говоришь?
– В смысле... разве могут общаться люди, которые подверглись необратимым последствиям всего тела. Вроде смерти...
– О чём это ты? Я не понимаю.
Почему-то совсем не хочется использовать слова «мертвец» и «ходячий труп». Приходится подбирать обходные выражения.
– Я имею в виду, – говорю. – Мы ведь только снаружи похожи, а внутри у нас протекают совершенно разные процессы.
– Какие-такие процессы? Ты мужчина, я мужчина. Мы оба взрослые... относительно. Между нами нет никакой разницы. Разве что я чуть шире в костях. А так всё, больше ничего.
– А как же биение сердца, кровоток, дыхание...
– Дорогой мой, постарайся расслабиться и ни о чём не думать, – отвечает покойник. – Тебя очень сильно стукнули по голове, мысли путаются. Тебе может казаться, что ты говоришь логичные и понятные вещи, но уверяю тебя, для посторонних людей твоя речь выглядит как бессвязный бред.
Настало время говорить напрямую.
– Ты же мертвец, – говорю. – Почему ты способен думать?
– Мертвец? – усмехается. – В том месте, откуда ты пришёл, шутки такие?
– Никакая это не шутка. Я – настоящий живой человек, а ты – покойник, непонятно каким образом передвигающийся на ногах.
– Это что, угроза? Забавно слышать её от человека, привязанного к столу за руки и ноги. Если кто тут и покойник, так это ты, если я не вытащу у тебя из раны наконечник стрелы. Заражение – поганая штука, скажу я тебе. Доводилось встречаться.
Кажется, существо передо мной даже не догадывается, что мертво. В его голове он такой же живой человек, как и я.
– Где Хума? – спрашиваю. – Моя летучая мышь.
– Там.
Указывает в угол, где находится небольшая клетка для птиц. Внутри неподвижно висит Хума и переводит взгляд с меня на мертвеца в переднике. Двигаю ногами, чувствую жемчужины в трусах, значит Дары у меня не забрали.
– Зачем меня сюда привели? – спрашиваю.
– Чтобы вытащить засевший в ране кусок железа, очевидно же. А теперь не двигайся, иначе будет очень больно.
Со сноровкой опытного хирурга мертвец вставляет в рану расширитель, и уже на этом моменте я начинаю дико кричать, но неимоверным усилием заставляю себя оставаться на месте и не шевелиться, чтобы не стало ещё больнее. Сквозь расширитель медик просовывает тонкие щипцы и долго водит ими в пояснице, нащупывая маленький металлический треугольник, застрявший внутри.
– Уже почти, – произносит мертвец. – Почти нащупал.
Меня трясёт.
Ощущение такое, будто режут заживо, отрывают кусочек за кусочком. Пока рациональная часть сознания заставляет тело не шевелиться, иррациональная бьёт тревогу и отчаянно пытается спастись. В голове слышится писк, руки трясутся. Вот-вот готов опять потерять сознание. Крови натекло на весь стол, я теперь чувствую её всей спиной.
Когда в Гуменде откусили мизинец, боль была дикая, но длилась не так долго, а здесь мучения растянулись, кажется, на целую вечность. Каждое движение металлического инструмента переходит в сильные мучения. Пытка, которая направлена на восстановление организма – всё равно пытка.
– Достал, – наконец, произносит мертвец.
В щипцах у него зажат неровный наконечник стрелы, весь покрытый моей кровью.
И поскольку стрел было две, то эту же операцию он проделывает и со второй. К счастью, другая вышла целиком и хирургу не пришлось снова копаться в ране.
Как я и догадывался, металлы в этом мире существуют, но технологии его производства давно утеряны, поэтому они остались только у подобных существ, которые передвигаются по этому свету уже чёрт знает сколько. Медицинские щипцы, расширитель, набор ножей. Всё начищено до блеска, но выглядит очень старым. Новое железо добываем только мы в Дарграге.
– Внутри ничего не осталось, но рану ещё нужно обработать.
Сначала мне кажется, что хирург достанет из шкафчика спирт или любой другой антисептик, который существует в этом мире, может быть мазь, тряпки для перевязки.
Однако мертвец разворачивается и достаёт из печи длинный клинок, чей конец раскалён до ярко-жёлтого цвета.
– О, нет-нет-нет, – говорю. – Спасибо, что вытащил наконечник, но это уже лишнее. С раной мой организм справится сам.
– Э, нет, малыш. Все так говорят, а затем у них чернеет нога, и остаётся только отрезать конечность в лучшем случае. В худшем – отрезать просто нечего.