Я привык к тёплой воде. Мы в Дарграге выставляем бадью на солнце, чтобы она нагрелась за день. Но здесь вода очень горячая. Ещё чуть-чуть и невозможно станет находиться. Почти ощущаю, как поры на моей коже раскрываются, выпуская всю скопившуюся грязь.
– Наш гость должен предстать перед Мудрейшим чистым, как младенец. Так что можете его не жалеть. Трите как следует.
– Я и сам могу умыться. Вообще никаких проблем.
– Мы не можем позволить человеку, который собирается посетить Мудрейшего, мыться самостоятельно.
Женщины окружают таз со всех сторон. Одна принимается натирать мои волосы каким-то порошком, для очистки от грязи, другая жёсткой тряпкой старается снять кожу с моих рук, а третья погнутыми железными ножницами состригает неровные ногти, приводя их в порядок. И во время этого процесса она строит мне глазки!
Гляжу на неё, стараясь не выдать удивления.
Лет двадцать на вид, не хватает одного глаза, зубы выбиты, кости рёбер торчат из груди, вспарывая одежду. Но такой милой и застенчивой улыбки я уже давно не видел. Кажется, её совсем не заботит, что она уже много лет мертва. Здесь очень, очень, очень странные покойники!
– Трите так, чтобы он аж светился от чистоты, – говорит управляющий. – Чтобы он почувствовал себя заново родившимся.
Женщины меня не жалеют.
Кажется, они поставили своей целью счесать с меня миллиметр со всех сторон. Уменьшить площадь моего тела. Первые касания тряпок были приятными, но сейчас они ощущаются как наждачная бумага. Волосы дёргают с такой силой, будто стараются снять скальп.
– Откуда пришёл? – спрашивает девушка-мертвец.
Голос у неё очень ласковый, нежнейший.
– Из деревни, – говорю. – А ты? Давно здесь работаешь?
– С самого детства. Моя матушка прислуживала в замке всю жизнь, этим же занимаюсь я, этим же займутся мои дети.
Когда её ножницы завершают очередной надрез на ногтях, хватаю её за руку. Девушка засмущалась, однако я продолжаю держать её предплечье. Оно холодное, пульс не ощущается. Более того, её суставы передвигаются со скрипом.
– Прости, – говорю. – Аккуратней, пожалуйста.
– Хорошо.
По какой-то причине она уверена, что у неё могут быть дети. Но она мертвец: все процессы в её организме остановились. Сердце не бьётся, кровь не течёт, все её внутренности, должно быть, превратились в сухари. Неужели она сама этого не видит?
– Я живу в комнате прислуги по правую сторону, – говорит. – Заходи как-нибудь на чай.
– Спасибо. Зайду. Если останусь жив, конечно.
– Не переживай, Мудрейший никого не убивает. Тебя скорее всего приговорят к пожизненным работам в цепях. Но ты сможешь свободно перемещаться по задней части замка.
– Это здорово, – отвечаю.
Делаю вид, будто воодушевлён услышанным.
Пока меня моют, многочисленные женщины приносят другой таз и ставят его рядом с первым. Заполняют его на этот раз прохладной водой для омовения, поскольку в первом она стала мутной от песка и пыли, что я успел насобирать во время похода.
Хума следит за происходящим, зависнув на люстре вниз головой.
Перелажу в соседний таз, снова стараясь как можно меньше светить голым задом. Как и сказал управляющий, никого вокруг я не смущаю, кроме самого себя.
Грязную воду из использованного таза набирают в вёдра и уносят. Похоже, вся эта прислуга стояла на коридоре и ждала, пока я закончу. Мертвецы уносят первый таз и я снова остаюсь наедине с управляющим и помощницами, которые принимаются гладить меня новыми тряпками, мягкими и приятными на ощупь.
– Вы сегодня как никогда прекрасны, Эди, – очень вежливо произносит управляющий женщине, которая занимается моими волосами.
– Ой, прекратите! – отвечает та и по голосу слышно, как ей нравится слышать подобные комплименты.
– Вы хорошеете с каждым днём, моя дорогая...
Стараюсь сохранить невозмутимый вид.
Никогда бы не подумал, что мертвецы могут ещё и флиртовать. Пока не пойму, что здесь вообще происходит, лучше держать язык за зубами и никак не комментировать происходящее.
Вылезаю из таза и трое женщин вытирают меня со всех сторон полотенцами. Стою, раскинув руки в стороны. Чувствую себя чистым и свежим.
– Спасибо, – говорю. – Сам бы я никогда не смог вымыться так чисто.
Одна из женщин расчёсывает мои волосы, затем немного подрезает их, собирая в хвост на затылке. Другая трёт пемзой зачерствевшую кожу на пятках, пока ноги не становятся нежными и мягкими. Всё выглядит так, будто меня готовят не на приём к королю, а на свидание с очень привередливой дамой.