– Ой не знаю, ой не знаю...
Если что и передалось у неё от родителей, так это мнительность. Вся семья у них такая: вечно болеют какими-то странными болезнями, которые нигде больше не существуют. Любое недомогание тут же возводят в абсолют. Ударился мизинцем – конец света. Продуло шею – идут копать могилу. И это при том, что они на самом деле одни из самых здоровых.
– Там на комоде стоит графин с водой, – говорю. – Вроде бы чистая. Если совсем невмоготу, выпей, но я бы не советовал.
С преувеличенными вздохами девушка направляется к указанному месту.
А я становлюсь у двери и прислушиваюсь к звукам в коридоре. Нам нельзя сидеть в комнатах до утра: нужно как можно скорее найти девушку, которая приходила к нам во снах.
Она – ключ.
– Эй! – кричу. – Есть там кто-нибудь?
Приближающиеся шаги.
– Чего? – раздаётся голос мертвеца с проломленной головой.
– Мне нужно в туалет.
– Тебе же сказали, отлей в вазу!
– Я не могу это делать при девушке. К тому же, мне сейчас нужно по-большому.
Мертвец даже не стал отвечать на мою просьбу. В туалет мне сейчас не нужно: я всего лишь хотел узнать, как много стражников в коридоре. Если двое – всё в порядке. Проблемой будет, если их там окажется сорок штук...
Подхожу к одной из стен в дальней части комнаты, присаживаюсь в угол и стучу кулаком по камню.
– Кто-нибудь слышит?
– Гарн? – доносится с той стороны голос Браса.
– Передай остальным, что скоро выходим. Пусть будут готовы.
– Понял.
Плохо, что у нас забрали оружие. Нам придётся много ходить по замку, и мы наверняка наткнёмся на посты с охраной. Сражаться против них голыми руками – та ещё задача. Мне уже довелось опробовать на себе силу этих мертвяков.
– Хума, – говорю. – Я хочу, чтобы ты не издала ни звука.
Сидит у меня на плече, моргает, смотрит заинтересованно.
– Нельзя, чтобы ты заорала на весь замок. Ладно?
Кажется, летучая мышь поняла мои слова. Мы с ней не разучивали команды, но это и не нужно. Она достаточно умная, чтобы понимать, что от неё требуется.
Вход в каждую комнату закрывают прочные деревянные двери. Каждая из них запирается на замок, ключи от замков торчат в скважинах снаружи. Если сможет выйти один из нас – он отопрёт двери остальным. Нужно только выбраться.
Приседаю у замочной скважины.
Протягиваю указательный палец левой руки и с помощью голубой жемчужины приказываю ключу повернуться по часовой стрелке. Тот начинает дрожать, стараясь вырваться. Приказываю ему подчиниться, но металлический предмет рывком устремляется прочь от двери, ударяет в противоположную стену и с лязгом падает на пол.
– Сука, – шепчу. – Ключ слишком маленький, не получается его ухватить как следует.
– Какого хера тут происходит? – доносится голос с конца коридора.
Снова приближающиеся шаги мёртвых ног. Покойник поднимает упавший ключ, некоторое время не раздаётся ни звука, а затем он уходит, наверняка с ключом в кармане.
– Если хочешь, я могу попробовать выбить эту дверь, – предлагает Феонара.
– Я думал, ты плохо себя чувствуешь.
На какоое-то время она забыла о возможной болезни мертвецов. Сейчас же она про неё вспомнила и её плечи на моих глазах опускаются. Она снова выглядит больной и несчастной. Девушка не притворяется. Она просто очень легко себя накручивает.
– Я сам выбью дверь, – говорю. – А ты приготовься свернуть пару гниющих черепов.
– Постараюсь...
Становлюсь напротив двери и скапливаю перед ней невидимую силу голубой жемчужины. С ключом Дар не справился, но воздействовать на большой кусок древесины – проще простого. Толкаю дверь от себя. С удовлетворением слышу, как рвутся петли, трещит косяк.
Голубая жемчужина ворочала с бока на бок огромные валуны.
Она может поднять меня самого в воздух и перемещать по комнате точно воздушный шарик.
Вынести дверь для неё – всё равно, что просить автогонщика проехать по прямой линии. Всё равно, что просить Геракла открыть банку огурцов. Всё равно, что просить профессора математики вычесть квадратный корень из четырёх.
С лёгкостью дверь выходит из коробки, только щепки летят в разные стороны.
– Что за?! – раздаётся вопль мертвеца снаружи.
Выхожу в коридор и вижу невдалеке двух охранников, стоящих с ошарашенным видом. До сих пор не могу привыкнуть, что покойники имеют те же эмоции, что у настоящих людей. Хотя чему тут удивляться, если они сами считают себя живыми людьми.