Облегчённо вздохнув от безжалостного солнца, Чёрный достал мятую пачку сигарет из кармана жилетки. Взглянув на не накрашенное лицо Зои, он поразился, насколько оно было пунцовым от поездки в такой близости с ним.
— Спасибо вам, — твёрдым, но подрагивающим голосом сказала она. Пытаясь держаться уверенно, женщина избегала смотреть ему в лицо.
— Не за что, — бросил он и, закурив, добавил, — а всё-таки, я не понял, как так мы с тобой будем работать? Каким ветром тебя вообще на «пост» занесло?
— Я из общины «Казанской….
— Это я слышал, — оборвал он её, — и что?
— Будем совместно помогать детским домам. Посильно. Александр Аманатидис сказал, что и материально тоже. Мы с воспитанниками будем волонтёрами, вы тоже.
— Я? — почти закричал Чёрный, сжимая зубами сигарету. — Хрена там! С детишками возиться? С этими моральными уродами, у которых родители наркоманы и придурки?
Зоя настолько растерялась от его злых слов, что несколько секунд не могла ничего произнести.
— Как… как вы так можете говорить? — выдохнула она. Лицо её начало приобретать нездоровую бледность, потом снова пошло багровыми пятнами. — Они ведь несчастные люди, эти дети, их некому пожалеть…
— А ты уверена, что твоя жалость им нужна? Вы, церковные людишки, вечно в душу пытаетесь чужую влезть, только не спрашиваете почему-то, надо ли это. Учите, как жить, да? И что я забыл в детских домах? Тебе это зачем надо?
— Я хочу помочь, пусть даже просто своим присутствием и занятиями с ними. Мои ребята могут заниматься с ними футболом, баскетболом, девочки — вышиванием, церковным словом…
Чёрный рассмеялся, выкинув щелчком окурок на дорогу.
— Да детдомовские девки скорее научат твоих кое-чему похуже, или расскажут, по крайней мере. Ты этого не боишься? У вас же в общине строго всё, да? Нравы там, и всё такое.
Зоя, расстроенная, на этот раз смотрела ему прямо в глаза (очки он снял), и вдруг сказала с фанатичной уверенностью:
— Вы такой жестокий потому, что вас никто в жизни не любил? Но я понимаю, что в душе вы не такой, каким хотите показаться, вы…
— Слушай, дамочка, — агрессивно, но очень тихо произнёс Чёрный, указывая пальцем ей в грудь, — оставь эти шаблонные штучки для других, поняла? Я буду делать то, о чём меня просит Грек, но трёпа фанатичного в мою сторону чтобы я не слышал.
Зою настолько сильно лихорадило от желания высказаться и как-то сделать лучше этого человека, что она продолжила тем спокойным, возвышенным тоном, каким могла пользоваться Маргарита, когда надо было кого-то убедить в своей правоте. Обычно это действовало.
— Прошу вас, Чёрный, не надо грубости. Будем вместе помогать детям, потом вы сами почувствуете, как в вашей душе что-то преобразилось. А вернее, оно там и было раньше, просто вы не замечали или забыли, ведь на самом деле и вы милосердны…
Мужчина свободным движением руки повернул ключ зажигания, и двигатель громко зарокотал, заглушая её слова.
Зоя заморгала, замолчав и невольно сложив руки — ладонь в ладонь. На его красивом лице, хранившем следы ночной, неспокойной жизни, появилась насмешливая улыбка. Отсалютовав ей левой рукой, так как он был левша, Чёрный сорвался с места и через секунду исчез за поворотом, разворачивая за собой целое покрывало пыли.
Глава 2. Мы идём рядом, и наши мысли должны быть одним целым
16 июня, 14:20. Территория общины «Казанской Божией Матери»
Зоя стояла на обочине, только сейчас рассеянно заметив, что косынка слезла на затылок. Она была поражена этим человеком, его словами, и ей показалось, что всё в нём неправильно и искажённо.
Женщина никогда не сталкивалась ещё с таким равнодушием, холодностью, грубостью… и в то же время ощущение, что это всё напускное — не оставляло. Желание открыть его душу и найти там что-нибудь хорошее разламывало грудь Зое. Женщина не видела себя сейчас со стороны, но эта упрямая, глубокая морщинка между золотистых бровей говорила о настоящей душевной муке.
Несмотря на строгое воспитание в общине, где она родилась, Зоя многое знала о современном мире. Она училась в Ростовском Государственном Педагогическом Университете, входящим в ЮФУ, и закончила его десять лет назад. Конечно, затворническая жизнь не позволяла общаться с ровесниками так, как это принято у современной молодёжи. Девушка не ходила тогда по дискотекам, не мечтала одеться пооткровеннее, чтобы понравиться парням. Быть может кто-то и сказал бы, что такая жизнь ни к чему, но в этом мире — каждому своё.
Родители Зои пришли в общину как раз перед её рождением — больше некуда было пойти. Трудное материальное положение заставило их уйти со съёмной квартиры, а родственники не пожелали из принципа помогать им и принимать у себя. Потеря работы у отца Зои в одночасье сделало их семью голодной, а беременная мама не работала.
Случайно встреченные люди на улице за неделю до выселения подсказали, что существует такая православная община, где им могут помочь. Так они и остались в ней.
Родилась Зоя, но через два с половиной года осталась сиротой. Общину подожгли люди, считающие её сборищем сектантов, погибло тогда тринадцать человек, и среди них оказались родители девочки. Зоя выросла вместе с остальными многочисленными детьми большой общинной семьи, воспитанием которых занимались очень тщательно и строго. Среди этих деток попадались и подкидыши, которых усыновляли члены общины.
Зоя зашла в глухую калитку, закрыв её за собой ключом, и быстро огляделась.
Широкий двор перед домом в один этаж был покрыт мелкой щебёнкой. Слева выступало грубое кирпичное строение небольшой школы и различных хозяйственных помещений. Справа — большая тенистая беседка с длинным деревянным столом и рядами лавок — здесь в летнее время община ела, а за вечерним чаем даже пела народные, красивые песни.
Зоя пересекла большой пятак солнечного света посередине двора, всё остальное покрывала густая тень вековых тополей.
Дом построили одноэтажным и кирпичным после того страшного пожара. И странно, но с тех пор не было ни одного акта вандализма и злобы в адрес общины. Как будто трёхэтажный деревянный терем, стоявший тут раньше, раздражал нехристей.
Из двери под круглым козырьком вышла тучная низенькая женщина и, прищурившись по причине плохого зрения, вскинула руки:
— Зоя! Господь с тобой! А я уже стала переживать, что ты долго. Где мальчишки?
Зоя горько улыбнулась:
— Я по дороге не встретила их. У меня сломался велосипед, подвёз человек Аманатидиса. Они, вероятно, на речке, подумали, что успеют раньше меня вернуться.
Полная женщина нетерпеливо махнула рукой:
— Негодные, я с ними позже разберусь, расскажи, как съездила?
— Давайте сядем, — предложила Зоя, показав на деревянные лавки в беседке. Из низенькой летней кухни доносились приятные запахи будущего обеда — там хозяйничала Анастасия и три помощницы.
Деревянные неотёсанные перила доходили до талии Зое. Она аккуратно обогнула их и села на гладкую поверхность лавки, расправив длинную, изрядно помявшуюся юбку. Беседка была с полом из длинных досок, поэтому шаги женщин услышала повар и выглянула в большое окно кухни.
Улыбнувшись и помахав Зое, Анастасия спросила:
— Проголодалась, дева?
Румяное, грубоватое лицо женщины искренне светилось доброжелательностью, а серые глаза смехом.
— Нет, спасибо, Анастасия, — вежливо кивнула Зоя и вновь тревожно сдвинула брови, посмотрев на свою собеседницу. Ту звали Маргаритой, она была старше Зои на двадцать лет. В своё время практически заменив девочке мать, Зоя ей безоговорочно доверяла и любила, Маргарита была почти как подруга и моральная наставница.
— С одной стороны я съездила удачно, Аманатидис согласился с нами сотрудничать, теперь ждёт чёткого плана.