Когда они вернулись в Москву из Ростова, он попытался сразу выставить Зою, говоря открыто — иди к Мистику, но она только смотрела затравленным взглядом и молча разбирала свои вещи, раскладывая их по полкам шкафа. Кот, которого она привезла с «поста», тот самый, облезлый, был вымыт и привыкал к новым апартаментам. Чёрному в собственной квартире уже не было места.
Ире, что не замолкала почти всю дорогу до Москвы, он бы с радостью купил билет на самолёт обратно до Ростова. Он определил девушку к Герцогу погостить, той, наверное, понравилось. Во всяком случае, она здесь не появлялась, приезжала только с Герцогом и радостно рассказывала о развесёлых фестивалях, праздниках, которые устраивались в «Байк-центре» обычно. Герцог был тоже доволен, как слон, не отходил от девушки. Обалдеть, можно подумать, он раньше её на «посту» не видел. Как только они приехали в Москву, Ира организовала небольшой сабантуй здесь, в квартире. Был Грек, ребята из мотоклуба, человек двадцать, выпили за его здоровье, пожелали удачи и уехали.
И с того момента стало глухо и пусто внутри. Он был отрезан от жизни, в которой кипел каждый день — теперь его ждало то жалкое, что Чёрный имел сейчас — выпивка и странные мысли, казавшиеся не такими уж и дикими.
Ребята звали в клуб заниматься тем же, чем он жил до аварии — быть помощником Грека, полноправным членом мотоклуба «Железные волки», но не было ни сил, ни желания. Чёрный чувствовал, что всё изменилось, но больше всего — он.
В душе как будто что-то убили, а новое ещё не решало родиться. Ему то вдруг сильнее всего хотелось прокатиться на полной скорости на байке, то встать на подоконник, распахнуть окно и взглянуть вниз. Зная, что это полное безумие, мужчина пил. Тогда боль в голове и эти мысли уходили на задний план, как мутные и неважные картинки.
В душе был полный бедлам. Она умылась кровью, и теперь еле дышала внутри.
Одно он знал определённо — если бы он жил один, то однажды смог бы проверить, насколько сумасшедшие его мысли.
Зою он старался максимально игнорировать. Насколько мог, конечно.
Но ночью на него будто накатывала необратимая нега, физическая слабость, которая выливалась в жадный, поглощающий секс.
Чёрный старался думать, что это происходит не с ней. В темноте, в тишине это удавалось до тех пор, пока она не старалась вызвать его на разговор после близости, или пока руки случайно не натыкались на её живот. А он уже был достаточно большим, чтобы постоянно напоминать о себе. О ребёнке он не думал, как о своём, сознание отпрыгивало от этой мысли, как только он собирался подумать об этом. Даже в глазах темнело и начинало подташнивать. Всю свою жизнь он смеялся над теми парнями, у кого лихо «залетали» подруги, и теперь не соотносил ситуацию с собой, будучи уверенным, что Мистик свалил на него свои проблемы. Вернее, Зоя их хотела переложить именно на него по непонятной причине.
Некоторое время после приезда они жили почти мирно. Чёрный не разговаривал с ней, если только она напрямую не обращалась. Но Зоя на удивление много молчала. Она целыми днями что-нибудь готовила, убирала пыльные углы в его квартире, тихо разговаривала со своим котом, и только по ночам они, как будто скрываясь от самих себя, придавались его сладчайшему величеству — сексу.
Но это настороженное спокойствие скоро закончилось.
В начале ноября уже выпал снег, и в квартире стало свежо, несмотря на тёплые трубы отопления. Наступила пятница, Зоя утром ушла в церковь, крышу которой было видно из окна. Она туда ходила почти каждый день, видимо, пыталась замолить многочисленные грехи.
Чёрный вдавил голову в подушку, пытаясь погасить боль, которая набирала обороты вместе со светом за окном. Вчера он лёг спать почти трезвым, и поэтому помнил, как Зоя долго собиралась лечь в постель, всё медлила. А произошло это из-за их разговора о Мистике. Всегда всё менялось после того, как они заговаривали о нём, Чёрный это заметил. Эта тема была явно больной для них, но так, как сложилось, больше было нельзя выносить.
Он хотел остаться один, вынуть иглу, которая гноилась в сердце от того, что Зоя жила рядом и спала в его постели. Мужчина так не мог — жить с женщиной (а раньше он никогда в жизни ни с кем не жил) и мучиться из-за этого. Он хотел, чтобы она ушла. Нет, не на улицу, к тому, который этого действительно заслуживает, и кто очень ей подходит, потому что будет настоящим мужем, отцом и так далее…
Чёрный видел Мистика всего пару раз после аварии — один раз по дороге в Москву, другой — здесь, он приезжал с ребятами из мотоклуба. Оба раза они ничего друг другу не говорили. Но Чёрный знал, что Мистик скорее подстрижётся на лысо, чем перестанет видеться с Зоей. И вот, в этот вечер он стал говорить на эту тему. Но любые разумные доводы по поводу её переезда кончались слезами.
Она плакала, ему легче от этого не становилось. Как ни крути, она была жертва — беременная, беззащитная, а он тут измывался над ней… Извиняться Чёрный не собирался, но никак не мог понять её упрямства. Зачем ей жить с ним, видеть эти пьянки, слушать ругань (это случалось, если он был уж очень на рогах), переживать и нервничать из-за этого, делать вид, что всё и дальше устраивает?
— Я тебя не пойму, — тихо тогда сказал он, как только она легла на широкий диван рядом и стала укрываться пуховым одеялом. — С Мистиком тебе будет лучше, чем со мной. Да я не сержусь уже на вас. Получилось — живите, я без претензий. Он серьёзный парень, ты ему очень нравишься, почему нет?
Она молчала какое-то время, лёжа рядом, потом вдруг стальным голосом произнесла, которого он от неё не ожидал:
— Я не люблю его, Слава, он только мой друг. Я говорила тебе об этом.
— Он… что-то наверняка испытывает к тебе. Только не ври, что он ничего тебе не говорил насчёт того, чтобы сойтись. Говорил?
В темноте его голос странно отскакивал от стен, будто в комнате не висели гардины и портьеры, а из мебели стоял только один диван. Зоя села, обхватив колени. Спиной она чувствовала прохладный воздух, но быстро бьющееся сердце оставалось горячим.
— Он говорил, что поможет мне, если это будет нужно, — тихо призналась она. — Но я не хочу обнадёживать его, потому что это ни к чему. Пусть у Миши будет своя жизнь, а у нас — своя. Всё будет хорошо.
— Ну и оптимизм! — воскликнул Чёрный. — Охренеть можно! И что же у нас будет хорошо? Ты меня плохо слышишь? Я не хочу, чтобы ты здесь была.
Зоя беспокойно пошевелилась, ложась обратно на свою половину дивана, и натягивая на себя одеяло. В неудобной позе, сдавливающей живот, сидеть было неприятно. Ребёнок сразу начинал реагировать на это, напоминая о себе и заявляя о своём характере.
От слов Славы стало очень горько, она всеми силами старалась вытолкнуть из себя яд жестоких фраз, но не смогла.
— Слава, тебе тяжело сейчас, но ведь если я уйду, будет совсем плохо. Я не хочу бросать тебя, потому что мне не безразлично то, что происходит с тобой. Но это пройдёт, и всё наладится.
— Что ты несёшь? Кому будет плохо? Да я добра тебе хочу — иди, раз есть куда идти. Там ты будешь нужна…
— Тебе я нужна больше, — перебила она его, и Чёрный от негодования даже замолчал.
— Какая же ты дурочка, Зоя, я же сейчас совсем о тебе не думаю, у меня только одна проблема — башка болит каждый день. И только тебя здесь не хватало, — устало проговорил он в ладони. — Да ещё твой ребёнок… на хрена мне это всё, а? Я хочу свободно жить, ну, там, друзей пригласить с ночёвкой, устроить балаган тут, девчонок позвать… А из-за тебя я тупо сижу и напиваюсь. Ты дышать не даёшь, понимаешь?
— Если хочешь, приглашай, я разве против, — еле слышно произнесла молодая женщина. — Я постараюсь не мешать вам.
Зоя вопреки силе воли прерывисто задышала, чувствуя подступающие слёзы. В голове мгновенно зазвенело. Она стала такой легкоранимой в последнее время…
— Я по-хорошему прошу тебя — уйди, — чётко, с расстановкой произнёс он.
Зоя зажмурилась в темноте, не дыша, чтобы не заплакать. Перед глазами у неё образовался туман. Она отчаянно втянула в себя воздух, и отвернулась, уткнувшись в подушку.