В памяти почему-то возник Берлин, телетайпный центр ОКВ на Бендлерштрассе, куда дважды в неделю Эрслебен передавал разведданные за его, Гревера, подписью. Тишину нарушало только стрекотание телетайпов — они автоматически дешифруют получаемые депеши... Ковровые дорожки, изысканно аскетичная обстановка. Трое дежурных офицеры и десять девушек-телеграфисток. В серых халатиках, под которыми угадывается полное отсутствие одежды. И мягкое тепло, тепло женского тела…
Нет, к черту! День явно начинается ни за здравие, ни за упокой. На тепло потянуло!
« — Генерал Нобиль, думали ли вы о горячей ванне на Большой земле, когда покидали своих товарищей на льдине?
— Думал.
— В таком случае, вы виновны, — произнёс норвежец Руаль Амундсен, едва разжимая жёсткие бескровные губы».
Вы правы, командор Амундсен. Среди вечных льдов нельзя думать о тепле. Нужно убедить себя, что ты родился среди льдин, в замкнутом безлюдном пространстве, никогда не знавшем ничего, кроме вечного холода, ветра и безмолвия необозримых ледяных полей. Надо выбросить из головы, что где-то в мире растут зелёные деревья, порхают бабочки, накрапывает тёплый дождь и плещется ласковое море, а люди слушают музыку, а не скулёж ветра в растяжках антенн. Выкинуть из головы! Только тогда не спятишь.
И тут к нему вернулась мысль, которую он всячески гнал от себя. Эта мысль настигла его внезапно и, кроме горького раздражения, отозвалась усталостью всего естества — измученного тремя экспедициями тела. Мысль, на которую хотелось закрыть глаза и не открывать их, пока он здесь, на этом диком арктическом куске суши.
«На острове появились вражеские диверсанты!»
Время блефовать ещё не наступило. Пустить одного — не поверят, продолжат поиски. Здесь, наверняка, сидят крепкие ребята. Они не признают игры в поддавки. Поэтому — всё должно быть максимально правдоподобно, они должны поверить, что преследуют всю группу, и эта группа на острове одна. Но вот удастся ли их сбить с панталыку? На войне, как на войне, любые расчёты могут оказаться напрасными, потому что действительность рушит их, как карточные домики. Он знал это лучше, чем кто-либо.
— Чёрный, Крапович, Смага, Гвоздь, Щербань. Скрытно выдвигайтесь к тропе, на триста метров западнее. Сейчас они начнут преследование. Дайте себя обнаружить. Но скромно, без нахальства. Уводите их, огибая ледоспад слева, коридором. Как можно дальше. Направление — север. Союзник... берёте с собой. — Он ещё раз критически оглядел англичанина. — Таким, каков есть, без лыж, маскхалата... с пистолетом. Чёрный, поставь его на лыжи позади себя. И пусть держится покрепче. Будет дразнить фашистов в бога душу мать. Ты это сможешь, я знаю. Нас не искать. Действуйте по обстоятельствам, самостоятельно. Задачу знаете. Первым идёт Смага. За старшего — Чёрный. Всё.
— Галоши надеть не забыли? — поинтересовался напоследок Назаров.
Увидимся ли? Щербо ещё не успел удивиться этой мысли, как её сменила другая, острая, болезненная: сейчас дадут в эфир «СОС — вражеские диверсанты!» и...
Через минуту все пятеро вместе с англичанином (тот поначалу попробовал было радостно воскликнуть «рашн гуд», но, очевидно, проникшись тревожной атмосферой вокруг, посерьёзнел и с молчаливым вниманием старался понять, чего от него требуют) выбрались из норы, спустились немного дальше вниз, встали на лыжи. Потом медленно, прикрываясь пушистыми холмиками, начали выдвигаться на рубеж. Никто из них не оглянулся.
Щербо вернулся к амбразуре и только сейчас заметил, что погода снова портится. Это очень кстати. Тут в ненастье должно быть «непрохождение». Длинные и средние волны в этих широтах и так не проходят стабильно, а в метель и коротковолновый диапазон замолчит. Ну и что? Сколько это может длиться? Он услышал за спиной судорожный, хриплый кашель. Это Серёжа Ткачук. Скверно... Десантнику бронхит ни к чему.
— Пососи стрептоцид. Три таблетки. Это приказ.
Он опять припал к биноклю. Байда, который не отрывался от наблюдения, отрывисто бросил:
— Хреновые пилоты... наши «братья по оружию»... ручонки сразу вверх потянули. Только перед этим, правда, что-то быстренько сожгли, бумаги, видать, какие-то. Зря наш Жора рыцарские добродетели выказывал. Только всю игру испортил, салага...
Щербо, хоть и пытался, но не услышал в его словах чего-то фатального. Старший лейтенант был готов к дальнейшей борьбе, собственно, к её началу. Щербо видел: фашисты поспешно затолкнули в барак обоих пленных лётчиков — их чёрные комбинезоны чётко выделялись в белой толчее дюжих гренадёрских фигур. Потом немцы торопливо рассредоточились и, подчиняясь фельдфебельскому свистку, устремились прямо на них.
Шестнадцать стволов. Щербо весь подобрался в ожидании. Момент был напряжённый. Семеро бойцов застыли, готовые в любой момент покинуть укрытие и отойти на восток к скалам. Двое из них должны остаться прикрывать.
— Как думаешь, клюнут они на нашего «живца»? — Щербо вспомнил англичанина, который забрался чуть ли не на плечи Чёрного. Хорошо, хоть ростом невелик и телосложение хилое... Рюкзак ему пришлось оставить, ребята разобрали самое необходимое, только НЗ в карман...
— Убеждён, что клюнут. Вот только не уверен, что они через полчаса не вернутся и не прочешут всю полосу морены.
— Мне бы твою уверенность, Коля, — вымолвил Щербо.
— Мне бы ваш опыт, Павел Иванович...
Установилось напряжённое молчание, и Щербо спиной почувствовал железную решимость бойцов стоять до конца.
16
«Главное — выбрать подходящий момент: они должны почти поравняться с нашим убежищем и потом свернуть направо. Если огонь откроем раньше, они могут попробовать обойти нас именно с той стороны, где наши, — там несколько удобных спусков, могут натолкнуться и на укрытие. Надо же, как идут красиво!.. Но ближе, чем на сотню метров, их подпускать нельзя, потом не оторвёмся. Давай, давай, о, уже и кокарды видно... Послал же чёрт на нашу голову этих лётчиков! Не остров, а проходной двор. А теперь вот эти… идут на нас со своими «козлами» [7]... пообщаться. Шестнадцать! Сиротин, салага, глупость, конечно, спорол... Пацан, — ему риск подавай, азарт… Параграф нарушил... А параграфы наши кровью писаны... Неправильно, конечно, сделал, но по-человечески. Так, ещё метров двадцать. Спокойно, Ваня! Сейчас Чёрный им врежет ...вишь, как стволом водит. У Петра глаз охотника. Ему бы сейчас Джафарову снайперку, он бы этого унтера или фельдфебеля быстро успокоил. Фельдфебель, сразу видно, я эту сволоту знаю. А офицера не послали — с кадрами у них, видать, напряжёнка... Ишь, бывалый... идёт вроде бы и со всеми вровень и за спины не прячется, но так, что из автомата хрен достанешь. Ну, давай-давай ближе... И союзник свою «пукалку» приготовил... ничего держится. А я сейчас крайнего правого «сниму». Что-то спесивые вы очень, как я погляжу. А мы сейчас спесь вашу... собьём. Ну! Ну, Петя... Дал очередь! Одному грудь разворотил... а второй что?.. Успел задницей развернуться, да не слишком удачно, полчерепа ему таки снесло. Так вам, паскудам! Посыпались, как манекены... Начали очередями мести снег с тропинки... опомнились мигом, надо признать. Эк, как шерстят, спасу нет... Что не говори, а шестнадцать стволов... нет, уже тринадцать... Сейчас ты у меня сугробы, как цуцик, будешь носом рыть!.. Есть!!! И Смага поддал! Теперь фашисты лежат как гвоздями прибитые. Всё внимание на нас... хорошо. Слева скапливаются. Я как последний в цепи вон туда... вправо... На-а! Нормально.
Вернёмся — подам Гаральду представление на орден Святого Олафа… Огрызаются, стволы не охлаждают. Норовят создать огневой заслон. Поздно. Метель начинается. На счастье или на беду? Похоже на то, что нам не избежать оказии хорошенько намёрзнуться. Скучать не придётся, согреваться будем на бегу — чем быстрее бежишь, тем теплее... Сейчас лыжи… аккуратненько. Ребята уже понеслись. Сначала Володька, потом Щербань... Все целы?.. Петька с англичанином... Как он держится? Это только Чёрному и под силу. Теперь, Вася, давай! Остался сам. Ещё несколько очередей! Это поможет вам лучше собраться с мыслями, ребятки. Резко назад и влево. Ну, пронеси, судьбинушка!