– Увы, мы слишком горды, чтобы хранить знания о чем-нибудь, кроме самих себя. Увековечиваем письменами лишь свершения и падения нашего народа, остальное передается из уст в уста. Сложившейся традиции не изменить, к сожалению, как и не изменить моих собратьев.
– Знаете, я до вас знала только одного джинна, – растерянно пробормотала я, – и думала, все вы, как и он, людей презираете. Но вы говорите сейчас со мной как с равной и даже дружелюбно... Выходит, я заранее в джиннах ошибалась.
– Ох, девочка, – Талиф засмеялся, – я слишком стар, чтобы иметь глупость кого-либо презирать. А тот джинн, о котором ты упомянула, не Джабраил ли часом? – спросил он как бы между прочим.
– А вы его знаете? – опешила я. – Или, быть может, знали раньше, еще до его изгнания?
– О, думаю, в Небесных городах о нем знает любой джинн, – книгочей покачал головой, – само собой, не в лучшем смысле.
– Жаль, – я вздохнула, – понимаю, у вас, наверняка, есть какие-то свои причины для неприязни к нему, но Джабраил – мой друг. Пусть он и не без недостатков, но он дорог мне, какой есть.
– А говорил ли он тебе, кем он был, и за что его изгнали? – джинн задумчиво бродил между постаментами.
– Нет, никогда, – я не сводила с него взгляда. – А вы знаете?
Талиф кивнул.
– Только не рассказывайте мне ничего, – спешно попросила я. – раз уж Джабраил хотел сохранить это в тайне, то пусть неведомым для меня и остается. Но все же кое-что я имею право знать. И быть может, как раз вы и способны мне в этом помочь. Как полностью звучит проклятье Джабраила? Вы знаете?
Эфемерный книгочей подошел к одному из постаментов и коснулся толстенного фолианта.
– Здесь, – тихо произнес он, – хранятся дословно все проклятия, когда либо павшие на кого-либо из моих собратьев.
– А я могу взглянуть? – я заранее ждала отказа.
Талиф раздумывал не меньше минуты.
– Что ж, взгляни, если это и вправду для тебя так важно. Только поклянись, что никому об этом не расскажешь. Все же люди не должны касаться наших сокровенных записей.
– Я клянусь, – я сложила ладони на груди, – что никому не поведаю о вашем щедром позволении.
Джинн принес мне высокий стул, ставший при моем прикосновении вполне материальным. И сев, я как раз могла удобно листать плотные страницы фолианта. Пусть и чувствовала, что совершаю в некотором роде кощунство по отношению к чужим тайнам, но все же для меня было слишком важным узнать правду.
Хорошо хоть джинны вели записи на том же всеобщем языке, что и люди. Перед самими проклятиями всегда стояли имена тех, кому те предназначались. И судя по объему книги, немало накопилось провинившихся. Джабраила я нашла примерно ближе к середине, уже порядком устав от мелькания витиеватых имен. Здесь же стояла и дата, судя по которой, мой друг был проклят около трех сотен лет назад. Даже по меркам джиннов это был достаточно долгий срок. Что же получается, Джабраил мучился в камне-темнице все это время? Меня даже дрожь пробрала от одной этой мысли.
Само же проклятие оказалось совсем кратким и гласило следующее. 'Изгнанному и обреченному вовек не найти освобождения. Лишь черной предсказательнице подвластно избавить его от каменных уз и сохранить ему в жизнь. Но если случится такое, то знайте, поднебесные, возвратится в мир древнее зло, ведомое несущим на левой ладони цветок ириса. И путь лишь один – возродить Сиапех через смерть черной предсказательницы. Только тогда Изгнанный избавится от позорного клейма и вновь обретет свое имя.'
Казалось бы и все. Это я и так знала. Но только прочитав сейчас своими глазами, потеряла последнюю надежду. Верила ведь, пусть наивно, но все же верила в глубине души, что наверняка есть какая-то лазейка, просто Джабраил об этом умолчал. Выходило, что зря я лелеяла эти мысли. Возродить храм Времени и вправду может лишь моя смерть...
– Госпожа предсказательница, – отвлек меня от мрачных размышлений вернувшийся Талиф, – правительница Атисса уже озвучила свое решение. Несколько моих собратьев пойдут с вами.
– Замечательно, – я встала со стула и закрыла книгу. – Хотя какая-то хорошая новость.
Джиннов, которые должны были сопровождать нас, насчитывалось всего десять. Судя по мрачным эфемерным лицам, вызвались они не сами. Кроме одного. Тут же оказался тот юный порывистый джинн, речь которого осадила во дворце правительница. Я даже имя его умудрилась вспомнить. Аджир. В отличие от собратьев, он явно рвался поскорее вступить в схватку с каким-нибудь ифритом и вообще героически спасти мир. Но зато он единственный не высказывал презрительным взглядом, что о нас, людях, думает. У меня впервые мелькнула мысль, что путь нам предстоит весьма нелегкий. И не из-за возможного нападения ифритов. А из-за того, что люди и джинны вряд ли друг с другом примирятся. Вместо сплоченного отряда получится либо сосредоточие молчаливого взаимного презрения, либо непрекращающиеся потасовки. Правда, никто кроме меня, похоже, пока этим не озадачивался. Зехир и Дастрияр выглядели хмурыми и уставшими. Видимо, переговоры с джиннами оказались уж очень утомительными. И спуск по лестнице снова занял несколько часов.