В этот раз я попыталась пнуть дерево.
Я не ожидала пробиться через само дерево.
Я хотела сломать стекло. Если бы я могла пнуть его прямо, то не сомневалась бы, что справлюсь, а вот под боковым углом я не была так уверена. Однако у меня не было вариантов, учитывая, что мои запястья привязаны к металлическому кольцу над кроватью. Я пыталась снова и снова.
Я чувствовала, как истекает моё время.
Я не хотела думать о том, где был Солоник… сжигал труп очередного ребёнка в своей больной пародии на «очищение», насиловал другую женщину… охотился на Блэка.
Комбинация этих мыслей заставила меня стиснуть зубы. В этот раз я крепче замахнулась туловищем, вкладывая в удар почти весь свой вес.
Наградой мне стал треск.
Я также потеряла равновесие. Мои ноги и нижняя часть туловища грохнулись на кровать. К тому времени я вспотела, и мои запястья так сильно болели от повторяющегося трения, что я искусала язык от боли. И все же я не стала ждать, а вскинулась в очередной стойке на плечах. В этот раз я швырнула все своё тело на фанерную перегородку.
Меня поприветствовал звук чего-то ломающегося. Я издала тихий хрип, вновь теряя равновесие.
Когда в этот раз я встала на плечах, я работала над тем, чтобы поддеть голыми пальцами ног край фанеры. Я несколько раз ахнула, напоровшись на острые края и чувствуя, как что-то порезало мой большой палец. Застонав от боли, прострелившей ногу, я протолкнула эту же ногу глубже в разлом, пока наконец не ощутила то, чего ждала.
Куски повалились на мою ногу, исполосовав кожу. По меньшей мере, один большой кусок выпал из проделанной мной дыры и приземлился на кровать.
Доставая пальчики и ногу из фанеры, я снова несколько раз ахнула, потому что ещё сильнее порезала кожу. Крепче прикусив губу, чтобы не закричать, я лихорадочно ощупывала кровать ногой и спиной, пока не нашла осколок и не осознала с облегчением, что он действительно такой большой, каким показался мне при приземлении. Затем я приподняла тело на кровати, снова вздрогнув от боли в ноге, когда кровь из пореза запачкала простыни. Я снова нашла осколок ногами и сумела стиснуть его между ступней.
Держа как можно крепче, хрипя от сосредоточенной концентрации и почти-ужаса от мысли, что я могу уронить, я снова сползла по кровати, а затем забросила нижнюю часть туловища вверх, в этот раз принимая позу плуга и поднимая ноги за голову, туда, где находились мои руки. Я сумела при этом удержать стекло, все моё тело дрожало от напряжения, пока я зажимала кусок стекла между ступнями.
Снова хватая ртом воздух, я позволила ногам упасть на матрас, все ещё тяжело дыша от усилий.
Я не стала ждать и начала усиленно пилить верёвку.
Казалось, это заняло целую вечность.
Во время этого я едва дышала. Я методично пилила, стискивая осколок мёртвой хваткой, явно порезав руки и пальцы в своей решимости не уронить его. Стекло сделалось скользким от пота — затем от крови — но я все равно стискивала его со всей силой, какая только оставалась в моих пальцах, решительно пиля верёвку между запястий, прямо там, где я натянула её руками. Я задевала запястья и вздрагивала, но не останавливалась, не ослабляла хватки. Я продолжала пилить, закрыв глаза и стискивая челюсти, видя своим разумом, где расходилась каждая ниточка.
Когда наконец-то получилось, какая-то часть меня поначалу не поверила.
Я все ещё сжимала в руке осколок, все ещё держалась за него как за спасительный круг, когда внезапно я дёрнула за запястья, и они совершенно отделились от стены и друг от друга.
Потребовалась каждая капля моей силы воли, чтобы не закричать в голос.
Я позволила себе два глубоких вздоха, затем резко дёрнулась в сидячее положение. Не выжидая, я начала пилить верёвку на лодыжках.
Это заняло не так долго… угол был более удобным. И все же я не вынимала кляп, пока не разрезала последние нити верёвки.
Я тут же встала на постели. Схватив пальцами край фанеры, я с изумлением осознала, насколько свободно она болталась. Одним из своих пинков я действительно расшибла дерево надвое, и теперь, когда я за него дёрнула, кусок фанеры оторвался от окна и остался в моих руках, а на кровать посыпалось ещё больше стекла. Я крепче дёрнула за дерево.
Я видела там свет. Искусственный, но я ощущала лицом воздух. Я ощущала дым. Дизельные пары. Еда.
Мимо меня прошли ноги, и я застыла, глядя вверх.
Женщина в красном платье. Она прошла мимо окна, её ноги находились на уровне моих глаз, и посмотрев в обе стороны, я осознала, что мы находились в переулке. Стояла ночь.
Теперь, когда фанера исчезла, я слышала где-то уличное движение.
Я не вообразила это себе прежде. Но почему Солоник оставил меня в комнате с доступом к улице?
Но я уже знала, почему.
Я не понимала точно, откуда мне это известно, но должно быть, я тоже уловила это от Солоника. Он знал местных людей. Они и прежде слышали звуки из этого места… они считали его чокнутым русским, которому нравилось грубо обращаться со своими девушками. Никто не шутил с ним из-за его связей с мафией. Из-за его связей с «мистером Счастливчиком».
Я почти получила портрет последнего в своём сознании.
Выбросив это все из головы, я крепче дёрнула за дерево, отчаянно стараясь его отодрать. Я не сомневалась, что Солоник всерьёз говорил о том, что заберёт меня с собой, когда будет уезжать из Таиланда. Я даже уловила проблески того, что он имел в виду. Москва. Возможно, Рига, поскольку ему не хотелось быть слишком близко к людям мистера Счастливчика, пока он меня «укрощал», как он сам об этом думал.
Это слово вызвало во мне очередную волну отвращения прямо перед тем, как я всем весом навалилась в попытке отодрать фанеру с окна.
В этот раз отвалился более крупный кусок.
Зазубренные куски стекла торчали из нижнего края оконного проёма, но я не сумела подавить вздох облегчения из-за того, что здесь не было решёток. Я начала руками вытаскивать крупные куски стекла из металлической рамы, теперь уже почти не обращая внимания на то, что снова режу себе руки. Затем я подобрала дерево и выломала то, что не могла вытащить. Решив, что проделала достаточную работу, я спрыгнула с кровати, направляясь в тот угол, где время от времени видела сумку с одеждой Солоника.
Я ощупала весь стол и скамейку, но её там не было.
Поколебавшись буквально полсекунды, я ненадолго включила свет.
Я осмотрела комнату за два поворота головы, ища что-нибудь — да что угодно — что я могла надеть, но даже простынь с кровати исчезла.
Потом я вспомнила. Накануне Солоник что-то бормотал насчёт стирки.
Вспомнив это, я тут же выключила свет.
Я стояла там, гадая, как далеко я сумею уйти голая и покрытая кровью, но затем осознала, что мне совершенно похер.
«Блэк? — нерешительно послала я. — Блэк? Ты меня слышишь?»
Тишина.
Больше я ждать не могла.
Спешка буквально заставляла меня лезть из кожи вон. Я больше не могла сказать, паранойя это или реальность; и для какой-то части меня разница почти не имела значения. Если я не выберусь сейчас, я не выберусь никогда. Я это знала. Я не получу второго шанса; Солоник об этом позаботится.
Как только пришла эта мысль, я за несколько шагов пересекла комнату и вскочила на тонкий матрас. Я схватилась за оконную раму так крепко, как только могла, и подтянулась, морщась от боли, когда стекло под давлением моего веса ещё сильнее располосовало ладони. Игнорируя это изо всех сил, я протолкнула в проем голову и плечи и вдохнула влажный воздух. Он пах курицей, чили, потом и усталостью, но в данный момент он казался мне самым свежим воздухом в моей жизни.
Ощутив внезапный прилив энергии уже от того, что наполовину просунулась в проем, я принялась ползком преодолевать остаток пути, крича во все горло, когда моя нога напоролась на осколок стекла, а другие оцарапали спину и плечо.
Затем я оказалась на свободе.