[1] Ванька-Каин — вор, разбойник и московский сыщик.
[2] Sant oro — святое золото.
Глава10. В которой Темников подрался, Ольга сходила под венец, а Лизка чуть было не испортила ценное имущество.
Июль 1741
Этим летом Никитка полюбил гулять. Только вот место для гуляний он выбрал странное. Нет бы, ходить по молодой столице, дивиться домам незнакомой архитектуры, да правильности тротуарных линий. Нет. Его тянуло за город, туда, где особняки дворян расположены. Особенно один из них.
Никитка подбирался к нему тайно, аки тать в ночи. И надолго застывал у изгороди, смотрел, запоминал, впитывал. Зачем ему это, он и сам сказать бы не мог. Однако же вот, тянуло его что-то к столичному особняку с гербом на воротах. А на гербе том, лис из лука стреляет.
Но Никитка не любовался величием княжеских хором, да и сам князь Темников был ему не интересен. Караулил у изгороди он в ожидании момента, когда княжьи наследники гулять изволят. И ежели Александр никакого особого интереса не вызывал, то вот сестрица старшая, — Арина Игоревна всё внимание Никитки к себе притягивала.
Сашка он что: ну брат и брат, братьёв у него, не было что ли? Те, правда, Малышевы — толстенькие да наглые, а этот Темников. Но разница, как полагал Никитка, не велика. А вот сестра, это уж совсем иное. Необычайное что-то. Стройна, красива, и умница видать, вон про всяк час с книжкою ходит. А то ещё игры затеет, шпагу возьмёт потешную, и ну фехтовать с братцем, в подоле путаясь. Забавная такая. Никитка, без умиления, смотреть на это не мог. Всё мечталось ему, что вот бы их не разлучали, и сестрица его бы была по праву. Он бы тогда ужо любил её и заботился, да в обиду никому не давал бы. А так, на Сашку надежды мало, несмышлёныш он несерьёзный, по всему судя. А вдруг напасть какая, кто об Аринке тогда позаботится?
А потом вдруг пришло ему в голову, что можно же и издаля сестрицу оберегать, тайно, и так даже интереснее выйдет. Эх, верно его ругал Пётр Григорьевич за излишнюю мечтательность и романтичность. Никитка сие и сам понимал, да поделать ничего не мог. Идея эта как пришла в голову, так уходить и не пожелала. Ну и, в воплощение оной, отрок всерьёз озаботился занятиями воинским делом, под руководством всё того же солдата — отставника
Март 1742
Толстенький, лысоватый и коротконогий гишпанец вонял вином и луковым перегаром. Подрагивал пальцами, и с кислой физиономией разглядывал стоящего перед ним вьюноша, тощего, чернявого и со свежим шрамом на лбу. Вот, казалось бы, многих он уже перевидывал, многим науку свою передать пытался, оттого и до дикой Московии докатился, но этот какой-то иной. Может и выйдет толк, на этот раз, кто знает.
С чего бы благородному дону обучением недорослей заниматься? Так жизнь это такая штука непредсказуемая — никогда не узнаешь, как оно вывернется. Было всё, было и имя, и состояние. Было, да ветром унесло. Только и осталось шпага да принципы, этого уж не потерять и не пропить.
— Чапа? — удивился Темников, и на человека своего глянул, что стенку фехтовального зала подпирал, — Просто Чапа?
— Можно дон Чапа, — криво улыбнулся гишпанец, — так оно вернее будет.
— Не припомню у вас таких имён. А ты, Лука?
Угрюмый детина, молча пожал плечами, и продолжал разглядывать чем-то заинтересовавший его пистоль.
— Хосе, — неохотно пояснил учитель, — Чапа это Хосе.
— Надо же! — прищёлкнул языком княжич, — Никогда бы не подумал.
— Александр — Шура, — привёл аналогию дон Чапа.
— Хм, а ведь верно, — Темников озадаченно почесал затылок, — ну что же, любезный синьор, чему вы готовы меня научить?
Вот же странная ситуация. Обычно с наставниками родители беседы вели, или лица доверенные, на худой конец. А тут отрок неразумный самолично спрос ведёт. Или у русских князей так принято? Неведомо. Так высоко Чапа не забирался, он, последнее время всё больше вниз устремлялся. Гишпанец тряхнул головой, изгоняя прочь ненужные мысли, и ответствовал, скривившись внутренне, — Как водится, ваше сиятельство, искусству бою благородного обучать возьмусь.
— Не, не годится, — поморщилось сиятельство, — искусству меня любой французик научить сможет. Мне шпажный бой потребен, именно бой, а не искусство.
— Бой? — хищно оскалился толстячок, и враз перестал казаться нелепым и опустившимся, — Шпажный?! А скажите, княжич, что такое, по вашему мнению, шпага?
— Шпага-то? — удивился Темников, — Защитница чести дворянской, — ответил он где-то вычитанной сентенцией.
— Мерде, пута мадре! — выругался дон Чапа, — так думают кабронес которым острое железо и в руки давать нельзя, не порезались, дабы. Защитницей чести может быть только честь. Ежели она есть то и не к чему её защищать. А шпага есть орудие убийства. Именно что, убийства, а не куртуазных плясок с расшаркиваньем. И когда вы тычете шпагою в брюхо противнику, то нужно разуметь что тем самым вы тварь божию жизни лишаете. И о чести в бою, настоящем бою, речи уж не идёт. — гишпанец отёр, внезапно взопревший лоб, и, уже спокойнее, продолжил, — Вы, ваше сиятельство, уразуметь должны, что у меня не выйдет хорошо вас научить со шпагою обращаться, для сих целей, действительно лучше, франков нанимать. Я могу показать лишь как убивать надобно. Посредством шпаги ли, рапиры, аль сабли. И не будет в сём действии красоты, лишь голая целесообразность.
— Вы меня пугаете так, — высокомерно улыбнулся вьюнош, — так пустое это занятие, вот что я вам скажу сеньор. Не из пугливых, — и он демонстративно потёр шрам, — для того вас и нанимаю.
«А это, пожалуй, интересно будет, — подумал дон Чапа, — таких учеников у меня ещё не случалось».
— Что ж, бьен, — сказал он вслух, — попробуем. Вы занимались когда-либо с оружием, ваше сиятельство?
Княжич неопределённо покрутил рукой в воздухе. Вот и пойми его, то ли не занимался, то ли результатом недоволен.
— Тогда так, — продолжил Чапа, — берите учебную шпагу и попытайтесь меня атаковать.
Затупленное оружие было явно тяжеловато для тонкой руки княжича, но он не подавал виду. С азартом свойственным молодости, хрипло хекая, он раз за разом нападал на наставника. Безуспешно, разумеется. Толстенький гишпанец парировал выпады одним лишь движением кисти, а иной раз и просто чуть отворачивал тулово, и удар проваливался в пустоту.
«Санта Мария, как же интересно, — думал дон Чапа, следя за движениями Темникова, — гораздо интереснее чем я думал».
— Довольно, — остановил он потешный поединок, — я увидел всё что хотел, и знаете что, я, пожалуй, возьмусь за вашу учёбу.
-Угу, — коротко ответствовал княжич, пытаясь восстановить дыхание, — а скажите, сеньор, вот так вот сходу, в чём моя основная ошибка? Если конечно не принимать во внимание неопытность.
— Ноги.
— Ноги? — Темников удивлённо посмотрел на свои башмаки.
— Ноги, ваше сиятельство, ноги, — в своей многословной манере, принялся разглагольствовать дон Чапа, — то как вы двигаетесь, как ходите. Весь рисунок боя с ног начинается, и он у вас коряв изрядно и суетлив. Я по походке, по постановке ног всё могу рассказать о человеке. Кто был его учитель, где он рос, какие одежды носил. Лишь только на ноги глядя, я понимаю, кто сейчас стоит предо мною, — гишпанец побледнел, сообразив, что он сейчас сказал, но зловредный язык, сам собой закончил фразу, — как бы он не прятался.
— Вот как? — опасно прищурился княжич, — Не знал, — Лука! — скомандовал он.
За спиной дона Чапы сдвоено щёлкнули взведённые курки пистолей, и гишпанец понял что жить ему осталось пока порох прогорит на полках. А всё из-за треклятого языка, будь он неладен!
Ноябрь 1748
Конечно же, Лизка поехала с княжичем. А как иначе? Нет, её могли и не взять с собою, но тогда бы она... она бы... Да ничего не сделала, но расстроилась и нервничала сильнее. Лизку и так подёргивало, но в дому да в неизвестности, вовсе худо стало. Поехали каретой, Темников-то, вестимо, в себе уверен, однако ж, поединок не пляски ассамблейные: всяко приключиться может. Так что двигались они с комфортом — Лизка подле княжича, да Пашка Востряков напротив. А Лука, стало быть, за кучера, на козлах.