Всё пишет о воде: вода, вода…Он одинок, кого-то ждет, ни с места.По горизонту движутся суда,И маяком отмечена фиеста – не про него…Отлив, опять прилив,куриного к ногам прибило бога,А он сосредоточен, молчалив —такие дожидаются итога,Какого ни на есть, но своего,и терпеливо веруют в удачу,А то, что снова мимо, – ничего…Он ждет, а я стою в сторонке, плачу.
«А жизнь какая? Светло-тёмная…»
А жизнь какая? Светло-тёмная,И жар – не жар, скорей озноб,Натянет тучу —ой, огромная,А из неё – вдруг солнца сноп.Оно само-то не покажется,А только бросит сноп лучей —В раж не впадай,недолго ражиться,Слиняет вмиг до ста свечей.Опять пиши, читай без роздыха,И тьма – не тьма, и свет – не свет.Какой там Дух?Хотя бы воздуха…Так и того в заводе нет.
«Как осознать…»
Как осознать —была и вдруг не стала,Здесь нет меня,но где-то все же есть?Чувств пять и даже шесть —ничтожно мало,Заранее как знать —что предпочесть?И вот ещё —как угадать вернутьсяВ ту точку,где мне счастье как в поддых?Остолбенеть,почти что задохнуться,Признанье в рифмувыдохнуть, как стих.
«И было так…»
И было так —ты брат, а я сестра.И ангельский твой поцелуй сухойна день грядущийВалит с ног меня.И я хожу кругамиВ ритме вальса —несестринский восторг.И стало так —на редкие небратские объятья,На вспышки встречя променяла всё —Жизнь-нетерпеньев нетерпенье-смертьПерелилась.И стиснуло виски…
«О чем читать…»
О чем читать,когда сама себе сюжет?Что книги?Будто ноги – есть ли, нет.Недалеко, хотя б и есть,на них уйдёшь,Что книги эти?Отгалдят, как молодежь,Лишь до зари они друзья,а дальше врозь.Лишь ты, единственный, – в глаза —не вдаль, не вкось.Лишь ты, единственный,не в тексте – во плоти.А сколько виться той веревочке?ПлетиМне кружев праздничныхрусалочий наряд,Плети, неважно,сколько времени подряд.
«Зацепилось море за берег…»
Зацепилось море за берег,Встало на якорь.Я тоже стою на якоре,Вечна моя стоянка —Улица, дом,Оконная прорубь в небо —Небесный пейзажВ движенье вечное окунает.
«Я черная субстанция ничья…»
Я черная субстанция ничья,Во мне трепещут клеток фитильки,И я иду вдоль черного ручья,На нем последних листьев угольки.Он тянется, как горлышко реки,Вот просверком отбитые края —Вдруг холм и роща,рощи и холмы.А главное, что ведь рукой податьДо дома моего – моей тюрьмы.Кто нагадал? Тут нечего гадать —Все просто так, все просто, ни за что.Края души объемлют окоем.Остаток срока —мне ведь дали 100 —Располовиним, доживя вдвоем.
«В крылатке рваной тучи мчался смерч…»
В крылатке рваной тучи мчался смерч,И гнул стволы, и заголял подолыДрожащим кронам, и белёсоголымКазался лес, ничком готовый лечь.Тьма шла с залива дождевой стеной.В ней вдруг являлся Иоанн Кронштадтский.Святой ступал по водам, Божьей, братскойЛюбовью к нам сиял за пеленой.
Петергоф
Котел небес кипит, как в прачечной,В парах лилового и синего,На фоне зелени горячечнойФонтанов лес белее инея.Богов расплавленное золото —Так свечи оплывают, маются…И капли с веток – в полымь с холода —Шипят и в ручейки сплетаются.
«Мне по образу и сути…»
Александру Мелихову
Мне по образу и сутиБыть бы грезой, быть фантомом,Но не здесь в извечной смуте —В горнем, вышнем, невесомом…Что ж я так неодолимоПрорастаю в плоть земную?Все мои молитвы – мимо.А ведь, может, одеснуюБога – дед мой, мой предстатель…Стоп. Боюсь. Не надо чуда.Прижилась в словесных ратях.Не выдергивай оттуда.
Моему деду Михаилу Мансурову
Свет из храма Святой МагдалиныОсвещает холмы и долины,Звоны – птиц поднимают с дерев.Тень мелькнёт, раздувая кадило,Чтоб цветенье лугов восходилоВвысь, в небесно-эмалевый неф.Тень бегуча, порой многокрыла,Вот уж епитрахилью накрылаВсё и вся… Убиенный мой дедВ этом храме служил иереем,Это тень его, тронув елеемЛоб мой, нехотя сходит на нет.