Боярин в ужасе замер и задрожал. Левонтий, как же ему опостылело это имя! – наслаждался жалким видом человека и его безграничного ужаса. Наконец‑то он вернул себе свой истинный облик! В последний раз такое было в Константинополе, когда ростовский священник приплыл туда за титулом патриаршим. Тогда змием обернувшись, Скимен‑зверь, как некогда величали его калики перехожие, сжёг дотла стольный град византийский вместе с посольством киевским…
– Мой дар тебе – узреть в своём истинном обличии Властителя Нави. В сей день я, наконец, верну порождениям Нави мир, что для нас уготован был!.. – Пророкотал Скимен и пожрал Дюка Степанова…
21
Вот уже начала заниматься заря, ночной мрак потихоньку рассеивался, но сего не видели богатыри в казематы заточённые, хоть и не сомкнули они всю ночь глаз своих. Думами чёрными их головы полнились. Но не от страха за жизнь свою, а за судьбу отечества, оказавшегося под управлением проклятого предателя Дюка Степанова.
А Илья голову себе ломал над словами Левонтия, упомянувшем о мече Святогоровом. Вспомнил он речи наставника своего о том, что Илье только срок истечёт дóлжно за булатом сим воротиться и отворить врата в Навь. Но нарушил он заповедь эту и взял меч‑кладенец раньше времени, и теперь клинок этот оказался в чужих руках! Садко же утешал Илью, мол, только ему под силу обладать мечом этим, а для прочих всех булат этот лишь груда железа неподъёмного, но почему‑то не было в голосе его уверенности никакой…
И тут донёсся до узников крик петушиный, о новом дне возвещающий.
– Вот, поди, и настал день гибели нашей, братья мои. – Горестно вымолвил Алёша Попович. – Моя вина это! По глупости погубил я князя нашего, и расплатой тому смерть наша будет…
– Зря ты, Алёша, голову пеплом свою обсыпаешь. – Твёрдо произнёс Вавила. – Вина здесь за каждым из нас, коль не углядели мы измену, под нашим носом творившуюся…
И вдруг тьма в подземелье в одночасье рассеялась – посреди темницы запылал светоч.
– Что за чудо! – Воскликнули узники.
Затрепетал воздух, потянуло сквозняком, и светоч вспыхнул с невиданной силой, заставив всех очи свои зажмурить. А когда глаза узников открылись, узилище было вновь окутано мраком, которое, однако, теперь разгонял еле светивший огонёк свечи в руках явившейся из ниоткуда девушки. Тот час забилось как заведённое сердце Ильи Муромца:
– Ты ли это, Горынинка, отрада моя? – Он тут же вскочил на ноги и подхватил на руки свою возлюбленную. На что девушка лишь кивнула. Только уже держа её в своих объятьях, он увидел, что лица на ней нет, кожа её была бледна, а лицо осунувшееся.
– Что с тобой, Горынинка? – Спросил он беспокойно, укладывая её на старый топчан. Все же смотрели на происходящее и не верили глазам своим.
– Илюша, родненький! Беде страшной случиться вскорости!.. Открылось каликам перехожим ужасное знание, и сразу искать тебя бросилась мы… Но, как и сказано было, от того, что закрылись врата из Яви в Навь, скрылись от взора нашего пути потусторонние… Посему опоздали мы… Коль ни любовь твоя ко мне, не сыскала б тебя во тьме мирской… Но вопреки всему привело меня к тебе… моё сердце, любящее… хоть и ценою… великою… – Силы на глазах покидали её. Не в силах больше говорить, она нежно поманила руками Илью к себе, дабы лбы их соприкоснулись. И только случилось это, как озарило внутренний взор его видением…
Лишь врата захлопнулись, как повстречал Святогор в Нави своего отца‑батюшку. Встретил его Даждь‑Бог со всей своей отеческой радостью, открыв, однако, вести тревожные, мол, в пору ту ещё, когда Святогор только начал своё служение, вышел из Нави владыка всех Змиев да Аспидов Скимен‑Зверь. Внушил он нескольким каликам, пришедшим на поклон к Даждь‑Богу, что коль помогут они ему в Явь пройти в обход охранителя, будет он служить им верой и правдою и поможет вернуть людей в лоно истины древлей, которую забывать они стали, поклоняться решивши идолам. Поверили ему наивные калики и провели в обход поста Святогорова. Только оказалось под ногой Ским‑Зверь мать сыра земля, а не Нави хлябь, так в тот же миг пожрал он своих спасителей. Таился он годы столетия, сетями коварства своего землю опутывая, глаза каликам отводя, дабы не нашли они Святогору приемника. И добился‑таки желаемого – ушёл Святогор, оставив меч свой дожидаться приемника. Некому отныне одолеть порожденье мира иного… Опечалился Святогор, да поделать не мог ничего – не отпереть врат ему. Но сказал ему Даждь‑Бог:
– Не лей слёз да волос над челом не рви от досады и горести, есть надежда ещё, коль сущ Илья Муромец и те, кто подобно ему сердцем чистым одарен и душою доброю. Не зря люди есьм дети мои любимые, и я им, целый мир подарил во владение…