— А ты куда прешь? — прорычал сержант.
— Плачу за всех! — выкрикнул в ответ маг и швырнул монеты под ноги хранителям городских ворот.
Крестьяне дружно загалдели, и лучше всего смысл их восклицаний передало бы наше слово: «халява». Каким чудом Диргиниуса, Голушко и стражников не затоптали, не знает никто, но уже через десять секунд перед воротами не было ни одной телеги — они все были уже в городе. Вслед им неслась ругань сержанта, который никак не мог разделить шестьдесят четыре медные монеты на дюжину стражников…
Мужчина в чёрном плаще, который наблюдал за всем этим безобразием из города, спрятал свою курительную трубку, и, не торопясь, подошёл к делящим добычу стражам ворот. Когда сержант повернулся к нему и попытался что-то сказать, человек в чёрном плаще протянул вперёд руку, в которой был зажат медальон. Сержант, как и его подчинённые, побледнел и встал по стойке смирно.
— Сколько монет? — спросил мужчина в чёрном плаще тоном, не допускающим возражений.
— Шестьдесят четыре, — после некоторой запинки ответил сержант.
— Восемью восемь шестьдесят четыре, — ни к кому, не обращаясь конкретно проговорил незнакомец, — число тьмы.
Лица сержанта и его подчинённых стали уже не бледными, а светло-зелёными. Перед их внутренним взором замаячили застенки местного отделения Ордена Распознающих Зло и неизбежный костёр, но незнакомец больше ничего не сказал, развернулся и пошёл обратно город.
— А монеты? — проблеял какой-то солдатик, несмотря на то, что двое его сослуживцев пытались заткнуть ему рот, а сержант показывал кулак.
Незнакомец обернулся и произнёс:
— Легко пришло, легко и уйдёт. Рекомендую эти монеты сегодня вечером пропить.
Человек в чёрном плаще отошёл от ворот и исчез в городе. А у стражников начался другой спор — они выбирали таверну, призванную сегодня вечером исполнить наказ Распознающего…
Продираясь сквозь толпу назойливых торговцев Голушко и Диргиниус молчали, пока не проехали рыночную площадь.
— Объясни, зачем ты бросил все наши медные монеты стражникам? — спросил, чуть не плача, Степан, когда они с Алаком выехали на одну из узких городских улочек.
— Тебя это так беспокоит? — саркастически спросил маг.
— Вообще-то да, — ответил Голушко — его душила жаба.
— Знаешь ли, — задумчиво ответил Алак, — иногда следует отдать часть, чтобы сохранить всё остальное.
— В смысле? — не понял Степан.
— Да в том смысле, что меня могли запросто арестовать как шпиона, а ты стал бы моим соучастником…
— Диргиниус, Вы шпион? — спросил Голушко, невольно воспользовавшись слегка изменённой цитатой из фильма «Адъютант его превосходительства».
— Нет, — слегка улыбнувшись, ответил Алак, — но я северянин, и я в бегах. Южная гильдия магов наверняка объявила за мою голову награду, а что до тебя, «избранный», то тебя я выгораживать бы не стал, и ты бы отправился на костёр.
— Я не «избранный», я хохол.
— А при чём здесь твоя причёска? — не поняв, что речь идёт не о сексуальной ориентации и внешнем виде, а о разных национальностях, спросил маг.
— Да это люди такие, а не прядь волос, — пробурчал Степан и, сменив тему, спросил:
— Куда дальше путь держим?
— Нам нужно продать лошадей и сесть на корабль, — ответил маг скорее сам себе, чем своему собеседнику. — Так что наш путь лежит к порту…
Для того, чтобы попасть в портовый район, Степану и его спутнику пришлось вначале спуститься под землю. Вход в туннель находился на ратушной площади, и за него нужно было платить. После разгрома патрульного разъезда Степан распотрошил одежду убитого им лучника и нашёл сорок золотых монет, зашитых в жаке. Учитывая, что на таможне, как и в церкви, сдачи не бывает, Степан маялся жабой, ведь всю медь пришлось потратить на въезд в город. По счастью для Голушко лавка менялы располагалась буквально в двух шагах от входа в туннель, и он смог обменять один золотой на увесистый мешочек монет более мелкого достоинства…
Туннель походил на весьма загаженный подземный переход возле вокзала. Его стены были украшены мозаичными картинами, изображающими батальные сцены времён создания Империи. Однако поскольку за мозаикой никто не следил, она частично осыпалась, а частично была скрыта под слоем грязи и сажи, и видны были только небольшие участки.
— Так проходит слава мирская — сказал маг, остановив своего коня перед более-менее сохранившейся мозаикой.