— Так узнайте!
— Есть! — вытянулся по стойке смирно Будал и, свесившись со стены, прокричал:
— Рабат Ноб, узнать, что там за зелёный фонарь!
— Ну что уставились — команды не слышали? — прорычал рабат Ноб своему десятку ополченцев. — Зажечь фонари и за мной, бегом, марш!
Алам Ульдин только слегка усмехнулся себе в усы. Что бы там ни говорили, все армии похожи друг на друга — никто не хочет ничего делать, только пинают нижестоящих и получают пинки от вышестоящих.
Как только крепостная стена скрылась за поворотом улицы, рабат Ноб сразу же приказал:
— Шагом.
— Господин рабат, разрешите вопрос? — спросил своего непосредственного командира один из молодых ополченцев.
— Давай.
— А почему мы сейчас идём, вместо того чтоб бежать?
— Сынок, если ты хочешь побегать, то это я тебе могу запросто устроить в гарнизоне, когда всё закончится, а ополчение ещё не распустят по домам, — раздражённо ответил Ноб.
— А всё же, рабат, почему? — спросил ополченец явно постарше и побогаче Ноба. В его голосе слышалось превосходство, а выражение лица говорило: сейчас мы тебе подчиняемся, но как только ополчение распустят, то… произойти может всякое.
— Потому что если наш алам прав, и этот фонарь горит неспроста, то в доме могут оказаться враги. А они никуда не бежали, следовательно, полны сил, — пояснил свои действия рабат и, не выдержав, добавил:
— А ты обязательно хочешь измотаться перед боем, чтобы я и твои товарищи смогли потом утешить твою вдовушку?
— И не дождётесь, — прошипел ополченец в летах под хохот своих товарищей.
Весь оставшийся путь до дома с башенкой десятка выясняла у незадачливого бойца особенности натуры будущей вдовы.
— Ладно, хватит смеяться, — приказал рабат, доставая меч, повернулся к самому крепкому в десятке с молотом в качестве оружия и приказал:
— Ломай дверь, да поаккуратней. Вдруг здесь живёт какая-нибудь дура, которая этим огоньком подаёт сигнал любовнику, что муж ушёл. А вы двое встанете с фонарями по бокам от двери…
Ополченцу, который в мирное время был молотобойцем, пришлось вышибить три двери прежде, чем рабат со своими подчинёнными добрался до башенки, наверху которой горел масляный фонарь с зелёными стёклами. Несколько ополченцев, которым Ноб поручил обыскать дом, спустя пару минут также поднялись в башенку весьма недовольные тем, что им не удалось ничегостащить, и доложили, что дом пуст, даже мебели в нём нет…
Тем временем на крепостной стене алам Ульдин вглядывался сквозь предрассветные сумерки. Он был уверен, что если нападение на Тапию и произойдёт, то со стороны реки. «Шума наступления не слышно, поэтому похоже, что противник высадится на берег на рассвете — ведь ночью к пристани не подойти. Нужно ещё немного подождать» думал Ульдин. «О Великий Куст, как же я не люблю неизвестность, ведь я даже не знаю, какой город их нанял. Хотя что это меняет, по большому счёту? Блокада, штурм города, после чего переговоры о сумме контрибуции, дабы наёмники ушли. Стандартная тактика».
— Господин алам! — подбежал к Ульдину самаль Будал и вытянулся в струнку.
— Что у тебя? — не оборачиваясь, раздражённо спросил Ульдин.
— Какой-то маг заморозил колодцы!
— Зачем?
— Не могу знать, — ответил Будал, — но разморозить их мы не можем, все наши маги исчезли.
— То есть, как исчезли?! — разворачиваясь, зарычал Ульдин. — Что говорят бойцы, которых по моему приказу отправили охранять наших магов?
— Ни одного из магов не оказалось дома, их слуги говорят, что хозяева ушли в гости к Ребелу ещё до начала осады и с тех пор не возращались.
— Так значит было нужно пойти к Ребелу! — рявкнул алам, кляня в своей душе идиотизм подчинённых.
— Охранники так и сделали, — тоном верного, но недалёкого служаки, ещё больше вытягиваясь во фрунт, ответил Будал. — Но дом Ребела пуст, соседи сказали, что он ещё днём, до начала осады, уехал из города.
— Куда?!
— Не могу знать!
— Почему сразу не доложили?!
— Так во время прошлой осады, господин алам, — тут Будал доверительно понизил голос, — магов нашли уже после того, как всё закончилось, — они устроили грандиозную пьянку в заведении мадам Пимп, и я не хотел беспокоить начальство из-за такой мелочи…
Ульдин, набрав в лёгкие побольше воздуха, собрался было высказать Будалу всё, что он о нём думает, но тут за спиной алама взошло солнце, и первые его лучи отразились в доспехах самаля.
Алам тапийского войска любил смотреть на рассвет. В юности, когда Ульдин ещё не был даже сэгеном, он всегда старался обернуться в сторону восхода и посмотреть, как солнечный диск медленно встаёт над горизонтом. Уже позже, став самым молодым росаном в истории тапийского войска, он перестал каждый раз оборачиваться, но всегда с интересом наблюдал, как первые солнечные лучи прогоняют мрак, освещая великое творение Великого Куста…