— Господин сагам, при всём уважении, думаю, что все мы сидим по уши, и отнюдь не в меду.
— То есть? — не понял Поисс.
— Нужно спасать всех, кого можно, — самар нервно посмотрел по сторонам, — и как можно скорее, иначе нас порвут.
— А если… — тут молодой сагам на мгновенье запнулся, подбирая слова, а затем продолжил, — эти самые вернутся из банка?
«Они не вернутся», — хотел ответить самар и уже открыл рот, но не успел ничего сказать, так как двери банка открылись, и из дверного проёма появилась красивая девушка в длинном облегающем платье.
— Ты что здесь делаешь, сестрёнка?! — удивлённо спросил Поисс, когда её узнал, — ты же должна быть дома!
Солдаты, почуяв неладное, стали подтягиваться к брату с сестрой, но старый самар, опекавший своего сагама, уже подсуетился, и ветераны окружили своего командира плотным кольцом.
— Понимаешь, Соитма пригласил меня вчера на вечеринку, — беспечно, как настоящая блондинка, начала отвечать Тюрги, — а поскольку ты был, как всегда, занят…
При этих словах своей младшей сестры Поисс тяжело вздохнул. Когда ему пошла только третья ветвь[45], их родители умерли, а поскольку Поисс стал посыльным при штабе алама, он считался на действительной службе, и воспитание младшей сестры ему же и доверили…
Его младшая сестра, которой вот уж год как пошла третья ветвь, отличалась святой простотой, но эта её черта почему-то проявлялась только тогда, когда ей было нужно — она просто «не понимала», что от неё хотят. Вот и теперь, когда Поисс уходил на службу, он строго запретил разговаривать и ходить куда-либо с незнакомцами. Однако Соитма был сослуживцем Поисса из другого батальона и носил чин сэгена. Вот Тюрги и решила, что её старший брат вовсе не запрещал ей общаться с сослуживцами, тем более с офицерами.
— …именно поэтому я и не смогла с тобой посоветоваться и спросить у тебя разрешения… — продолжала щебетать Тюрги.
— Ладно! — прервал свою младшую сестру Поисс, так как увидел, что окружающие уже начали посмеиваться над незадачливым воспитателем, — в банке-то ты что делала?
— А я пришла туда ещё вчера, вместе с другими гостями расана Расува, — по-прежнему мило болтала Тюрги, — мы долго сидели в подвале, а сейчас пришёл Расув со своими друзьями, отправил меня к тебе и просил передать: «Расаны Расув и Ёхук вместе с офицерами преследуют неизвестных, похитивших воинскую казну, до следующей ночи они, скорее всего, не вернутся, так что приказывают сагаму Поиссу действовать по обстоятельствам».
После того, как Тюрги передала приказ «отцов-командиров», на рыночной площади некоторое время стояла гробовая тишина, а затем народ взорвался ругательствами…
— Господин расан, объясните, зачем вы отправили с этим дурацким поручением мою невесту! — зашипел Соитма, обнажив клинок.
— Господин сэген, потрудитесь соблюдать субординацию и уберите свой меч! — грозно произнёс в ответ Ёхук.
— Интересно было бы знать, — ехидно ответил Соитма, не убирая оружия, — какая у шайки дезертиров, бегущих из родного города и прихвативших при этом всю воинскую казну, может быть субординация?
— Куум, объясни своему двоюродному брату, что такое субординация, — бросил в сторону Ёхук, благоразумно отодвигаясь в задние ряды, так как знал, что Соитма — один из лучших клинков в тапийском войске. Дезертиры тоже это знали, поэтому стали осторожно отодвигаться от кузена Соитма.
— Вот что, братец, я тебе скажу по поводу субординации, — неожиданно мягко начал Куум, а затем заорал во всё горло:
— Ты какого спутался с этой Тюрги! Мало того, что она грязной крови, так ещё и отец её был плотником!
— Вообще-то краснодеревщиком, — возразил Соитма.
— Один хрен не кузнец, — всё больше распаляясь, ответил Куум. — Ибо сказано в книге пророка Валетая, которому Великий Куст даровал способность видеть будущее, что именно у плотника родится дитя, котороё произведёт раскол среди тапийского народа и уведёт лучших сынов Тапии на погибель, и посему со времени оглашения пророчества ни один истинный сын тапийского народа не становился плотником.
— Он не плотник, а краснодеревщик, — с тоской в голосе, поскольку ему приходилось уточнять это уже Куст знает сколько раз, ответил Соитма.
— Неважно, — свернул разговор Куум, до которого только сейчас дошло, что все остальные дезертиры уже ушли, а он остался один на один с опытнейшим бойцом Тапии, однако его религиозно-полемический запал ещё не дошёл до той степени, чтобы он был готов пожертвовать собой за идею.
— Ладно, братец, шёл бы ты вслед за остальными, — сказал Соитма и убрал меч в ножны, — а то ведь они свод подземного хода хотят обвалить, и останешься ты один на один с брошенными на произвол судьбы солдатами. А наши тапийские воины, боюсь, при данных обстоятельствах ни про субординацию, ни про откровение пророка Валетая слушать не будут, а просто тебя того…
45
У Великого Куста семь ветвей, поэтому в Тапии считают так: первая ветвь — до семи лет, вторая — до четырнадцати, третья — до двадцати одного и т. д.