Молчание сгустилось.
В этот раз его тоже нарушил Малакай.
— Ты действительно настолько ему доверяешь, Линкольн? — спросил рыжеволосый вампир. — Или ты просто так глубоко засунул нос в задницу брата Брика в надежде однажды стать его преемником? Ты и твой… питомец, — скривив губы в отвращении, он показал в сторону камина, где в удалении от остальных стояло одно кресло.
Там сидел один вампир, уставившись на пламя.
Линкольн проследил за его рукой, сосредоточившись на одинокой фигуре.
После короткой паузы он посмотрел обратно на Малакая, смягчив голос.
— Я нахожу весьма интересным, что ты считаешь мою верность изъяном характера, Малакай, а не наоборот.
За его словами последовало молчание.
Некоторые нервно посмотрели на Линкольна и Малакая, затем на вампира, в одиночестве сидевшего у огня. До тех пор они все избегали смотреть на него, хоть Линкольн знал, что все они прекрасно осознают его присутствие. Вопреки тому, что столько внимания в комнате теперь было приковано к нему, вампир с нечеловечески красивым лицом и бледными волнистыми волосами не отвёл взгляда от танцующих языков пламени. Он неподвижно сидел в кресле с высокой спинкой, для всего мира выглядя как титулованный сын древнего замка.
Все, чего ему не хватало — это афганской борзой у ног и, может, лёгкой бородки.
Линкольн продолжал сканировать лица, пытаясь разглядеть правду за всей нерешительностью, которую он там ощущал. Был ли Малакай поистине их лидером? Сколько из них были всего лишь последователями, а сколько по-настоящему разделяли его бунт? Не питаясь от них, не видя их сознание и мысли через кровь, сложно было сказать наверняка.
Пламя белых свечей мерцало, отражаясь от похожих на камень лиц. Вокруг них на стенах висели антикварные гобелены и картины, вызывавшие у Линкольна такое чувство, будто он шагнул назад в прошлое. Он буквально видел себя вновь там, в те более невинные годы — когда вампиры владели этой Землёй. Тогда люди в страхе бежали от них.
Тогда видящие ещё не вторглись в их мир.
В те годы, пока не пришли видящие, худшее, чего им приходилось бояться — это обозлившиеся селяне с мечами или время от времени вампир, выживший из ума и напавший на одного из своих.
Линкольн знал, что картины, висевшие на стенах, были настоящими. Большинство работ изъяты из музеев и частных коллекций. Другие собраны во время многочисленных войн. Предыдущий владелец дома был коллекционером во всех отношениях: искусства, антиквариата, музыки, даже дорогих машин и других механизмов.
Но теперь Константин мёртв.
То, что эта группа стареющих ископаемых выбрала собраться здесь, в доме, принадлежавшем их уже мёртвому владыке, содержало в себе своего рода послание, намеренное или нет.
Константин был тем, кто вёл переговоры о перемирии с видящим. Константин был тем, кто отдал принадлежавшее им по праву.
Хуже того, он сделал это исключительно из страха.
Страха перед неизвестным. Страха перед силой, которую они ещё не понимали.
Теперь эти напуганные мягкотелые вампиры просили Линкольна, сознательно или нет, вернуть их во времена Константина.
Этого Линкольн сделать не мог. И не стал бы.
Более того, он едва ли мог питать что-то, кроме презрения к любому, кто лелеял детское желание вернуть прошлое. Прошлое никогда не вернётся. Любой, кто верил в обратное, лишь вводил себя в заблуждение — специфическое сочетание событий, образующих любой момент времени, по необходимости и природе своей было скоротечным и непостоянным. Едва оно заканчивалось, его уже нельзя увидеть вновь.
Это очень человеческий каприз — ныть, когда мир вокруг тебя эволюционировал раньше, чем ты был готов.
Линкольн знал, что Константин не был таким безупречным лидером, каким они его считали.
По правде говоря, Константин поставил мир с видящими превыше долгосрочной безопасности и сохранности их собственной расы. Такой поступок недопустим. Это измена — предательство не только по отношению к его роли их защитника и владыки, но и по отношению к самой крови.
Линкольн знал, что именно клинок Брика в итоге отсек голову Константина.
Истории о том, что экстрасенсы убили Константина, были чистой выдумкой. Линкольн знал это, потому что лично там присутствовал. Он преклонил колено перед их молодым королём в ту самую ночь, когда руки и одежда его нового короля все ещё были покрыты кровью Константина.
В конце концов, и вопреки своей относительной молодости, Брик сделал то, на что не осмеливался ни один другой вампир: он положил конец нелепому и изменническому перемирию с видящими. Он положил конец старому, коррумпированному и бесполезному правлению Константина. Более того, Брик пообещал пойти дальше. Он намеревался положить конец всем перемириям — положить конец пресмыкательству и жизни в тени.