В день приезда мы просидели полночи за разговорами. Она засыпала меня вопросами и с интересом слушала рассказы о жизни в России: глаза ее горели любопытством, лицо попеременно выражало одобрение, удивление, испуг. Несмотря на годы, мама сохранила достоинство и красоту, самостоятельность мышления и живость ума. Ее, конечно, волновал вопрос: что русские думают о черных. Я объяснил, что, хотя расизм в СССР считается преступлением и редко проявляется открыто, он все же существует. И это при том, что большинство русских никогда раньше не видели чернокожих, а многие даже не знают об их существовании.
Ее приговор Люису и Брауну был коротким: «Эта парочка получила по заслугам, но если бы я была судьей, они бы у меня познакомились с Сибирью».
Узнав, что я подписал контракт еще на один год, она спросила, не вступил ли я в коммунистическую партию.
— Нет, мама, — заверил я ее.
— Может, ты женился на одной из этих белых девушек? — мать не скрывала волнения.
— Конечно, нет.
— Тогда зачем тебе возвращаться?
— Мама, ты же знаешь, что сейчас здесь депрессия. Посмотри в окно. Я не хочу стать одним из этих нищих.
— Но почему бы тебе не вернуться в Детройт? Ты закончил там техническое училище, работал на заводе, и они обязательно возьмут тебя.
— Мама, один знакомый написал мне, что мое имя внесено в черный список из-за инцидента с Люисом и Брауном. На завод мне дорога закрыта. А из России я смогу по-прежнему посылать тебе деньги. Помнишь, как я мечтал выучиться на инженера в институте Таскиги? Получить такое же образование в России обойдется намного дешевле.
Она согласилась со мной. Перед сном мама попросила меня помолиться вместе с ней и поблагодарить Бога за мое благополучное возвращение, за мое здоровье и успехи.
Каким-то образом о моем возвращении из России стало известно негритянским газетам. Ко мне прислали репортеров, которых интересовало, что я думаю о сегодняшней Америке после трехлетнего отсутствия. Я ответил честно, лгать не умею. Вскоре в одной газете появилась статья, которая — увы — не прибавила мне друзей среди белых читателей. Мой ответ на вопрос репортера был приведен точно: «Едва я оказался на 125-й улице, желание поскорее вернуться в Америку испарилось. Я почувствовал себя так, словно меня окутал и поглотил мрак. Отчаявшиеся, безразличные люди, которых я увидел, так не похожи на полных сил, энтузиазма и веры в завтрашний день советских рабочих».
С моим приездом квартира матери, словно магнит, стала притягивать старых друзей из Гарлема и даже из Детройта. Они наперебой расспрашивали меня о жизни в Советском Союзе. Мы засиживались далеко заполночь. Услышав, что в России нет безработицы, кое-кто даже захотел последовать моему примеру и поехать в СССР. Я всех предупреждал, что уровень жизни там значительно ниже, чем в Америке, что во многих домах отсутствуют водопровод и канализация. Тем не менее один молодой врач, видно, воодушевленный моими рассказами, всерьез заинтересовался, нельзя ли ему получить работу в советской больнице. Я назвал организацию, нанимавшую специалистов для работы в России.
Прошло шесть недель. За это время я отдохнул физически, окреп духом, и мне не терпелось вернуться к тому, что я больше всего любил, — к работе.
Глава 7
Первая волна арестов
В Москве со времени моего отъезда мало что изменилось. Никто из тех, кто исчез два месяца назад, так и не вернулся. Лишних вопросов я не задавал, а желающих говорить на эту тему не нашлось. Я старался ни о чем не думать и с головой ушел в работу. Не стоило проявлять любопытство, тем более что все заводское начальство было партийным.
В начале 30-х годов был арестован и осужден за саботаж инженер-теплотехник Рамзин. Он принадлежал к дореволюционной интеллигенции, служил новому режиму с неохотой и, как он сам признался, поддержал идею саботажа, которая якобы исходила от коллеги-англичанина.
Тогда советский режим еще не успел подготовить своих специалистов, все инженеры дипломы получили либо в царской России, либо за границей. Те, кто работал до революции, помнили былое благополучие, другие из разговоров с иностранными специалистами (в начале 30-х годов такие контакты были еще возможны) знали, насколько лучше живется инженерам на Западе. Из показаний Рамзина следовало, что в некоторых промышленных районах страны действовала целая сеть саботажников.