– Ну скажите вы мне хоть полслова! – сердито говорит она. – Не врите, вот и проблемы не будет!
Джина раздраженно смотрит на Агату, и вдруг Агата понимает, что Джина может запросто выгнать ее из дома – интересно, куда Агата тогда денется? Пойдет попрошайничать, в самом деле? Сердце у Агаты екает, но Джина, уставившись на разложенное посреди стола мясо, вдруг медленно говорит:
– Ресто. Это был ресто.
– Это был что? – не понимает Агата.
Осторожно подбирая слова, Джина говорит:
– Это было то, что остается от человека, когда его сердце перестает биться в Венисальте.
– От любого? – потрясенно спрашивает Агата.
Джина кивает.
– Зачем он прилетал?
– Поговорить, – отвечает Джина тихо. – Твои ресто всегда хотят с тобой поговорить.
Агата вспоминает капо альто Оррена и вдруг представляет себе, что тот приходит к ней поговорить – да еще и не просто приходит, а прилетает в виде огромного малахитового крылана с лицом капо альто Оррена. Агату передергивает. И ведь наверняка Оррену было бы что сказать Агате, вот только хочет ли она это слышать?
– А про что они хотят поговорить? – сдавленно спрашивает она.
– Ты и сама большая любительница болтать языком, я вижу, – отвечает Джина резко. – Ни о чем хорошем, уж поверь мне. Да и не получится у тебя с ними поговорить, дурочка.
– Почему? – спрашивает Агата.
– Потому что ресто всегда лгут, – отвечает Джина, снова принимаясь за работу. – Не говорят ни единого слова правды. Никогда. А если ты задашь еще вопрос, то будешь полировать ложки до самой ночи и останешься без ужина.
Останешься без ужина! Агата взбешена: как можно оставить человека без еды в качестве наказания, что это за свинство такое? А главное – за что? Что же это, по мнению Джины, Агата должна жить тут дура дурой и ничего не понимать? Ладно, не так уж и важно, чтó там Джина себе воображает, в ярости думает Агата, еще немножко – и меня тут не будет, лишь бы сработал план, – а для этого Агате надо прикидываться очень хорошей девочкой. Агата улыбается Джине и с яростью трет костяную ложку клубнем серебрянки, стараясь не расчихаться от пыли. Ну же, Джина, ну же, ну же… Слава тебе, Господи, – Джина закончила разделывать тушку и вдруг обнаружила, что у нее кончилась пропитанная жиром бумага для заворачивания мяса. Удивительно – еще вчера была, лежала в шкафчике рядом с книгами, а теперь ее нет! Агата посмеивается про себя: теперь эта бумага – просто пепел в печке; ей хватило секунды, чтобы сжечь всю стопку, пока Джина выходила проверить, не несет ли ветром песок на свежевыстиранное белье.
Раздосадованная Джина идет в чулан за домом – искать там новую бумагу; Агата бросается к шкафчику и хватается за первую из двух книг.
Документ четвертый,
совершенно подлинный, ибо он заверен смиренным братом Ги, ночным чтецом ордена святого Торсона, в угоду Старшему судье. Да узрит святой Торсон наши честные дела.
Инга утащила на себя все одеяло и спит, свернувшись клубком, – она ложится очень рано и встает засветло, – но Агате сейчас не до борьбы за одеяло: она все равно не собирается спать, ей надо подумать, и подумать как следует. В теплой серой пижаме из шерсти муриоша Агата плюхается на матрасик, закидывает руки за голову – и тут в дверь тихо стучат.
Сегодня ордерро Шейсон выглядит очень уставшим – за ужином он рассказывал о драке торговцев шерстью у Душной лестницы, нескольким ордерро пришлось разнимать драчунов, и в результате ордерро Шейсон получил от одного из торговцев локтем в живот. Агата развесила было уши в надежде понять что-нибудь про то, где находится эта самая Душная лестница, да так ничего и не поняла и только расстроилась. «Уйду я с этой работы», – грустно сказал ордерро Шейсон. «Осторожно, – сказала молчавшая до сих пор Джина. – От клятвы до лжи один шаг». «И то правда», – смущенно сказал ордерро Шейсон, от греха подальше похлопал себя скрещенными руками по плечам и больше в этот вечер на всякий случай не говорил ничего. Вот и сейчас он молча стоит в дверях спальни девочек и держит на ладони какую-то коричневую конфетку. Нет, не конфетку – горько пахнущую пастилку; она похожа на пастилки, которые жует папа Агаты, когда у него болит голова, только те посветлее и поменьше.
– Зачем это? – удивляется Агата.
– От бессонницы, – говорит ордерро Шейсон. – Всем надо. От зеленого воздуха здесь все страдают бессонницей.
Агата чуть не проговаривается, что и не планирует спать, но вовремя спохватывается.
– Я очень устала, – говорит она, – я засну и так рано или поздно.
– Нельзя рисковать, Агата, – неожиданно говорит ордерро Шейсон. – Засыпать надо сразу. Ты не понимаешь.