Наверху снова послышался скрип, и все трое подняли головы.
Лиза почти позабыла, что привело их сюда. Анг Гелу указал девушке на неприметные узкие крутые ступеньки рядом с задрапированным входом в храм.
— Я поднимусь туда, — сказал монах.
— Пойдем вместе, — возразила Лиза. Она извлекла из сумки еще один шприц с успокоительным и кинула быстрый взгляд на солдата. — Главное, чтобы наш торопливый друг не нажал на спусковой крючок раньше времени.
Первым начал подниматься по лестнице солдат. Оказавшись наверху, он осмотрелся и поманил спутников за собой. Лиза увидела пустое помещение с одной-единственной закрытой дверью. В углу стопкой лежали тонкие подушки, пахло смолой и курительными свечками из нижнего храма.
Солдат навел винтовку на деревянную дверь в стене: снизу сквозь щель пробивалось слабое сияние. Прежде чем Лиза успела двинуться с места, узкую полоску света перекрыла тень: за дверью кто-то ходил.
Анг Гелу прошел вперед и постучал. Скрип тут же прекратился.
Монах что-то сказал на неизвестном Лизе языке. Зато тот, кто прятался за дверью, прекрасно его понял. Снова скрипнуло дерево, звякнула задвижка, и дверь слегка приоткрылась.
— Будьте осторожны, — прошептала Лиза, крепко сжав в руке шприц, свое единственное оружие.
Рядом солдат повторил ее жест, стиснув винтовку.
Анг Гелу рывком отворил дверь кельи. За ней была комнатка размером не больше чулана. В углу стояла неопрятная, неприбранная кровать, на маленьком столе горела масляная коптилка. У изножья кровати стояло открытое ведро, служившее затворнику нужником. Испарения мочи и фекалий пропитали всю комнату гнилостным запахом: отшельник не выходил из кельи несколько дней.
В углу, спиной к вошедшим, стоял пожилой мужчина, одетый в такую же красную рясу, как и Анг Гелу, только сильно поношенную и грязную. Нижние края одежды старик подвязал вокруг бедер, обнажив голые ноги. Он трудился: писал на стене пальцем, смоченным в собственной крови.
Еще один сумасшедший.
В другой руке старик держал короткий кинжал. Босые ноги были исполосованы глубокими порезами, которые безумец использовал в качестве источника кровавых «чернил». Затворник не прервал работы, даже когда вошел Анг Гелу.
— Лама Кхемсар… — с состраданием окликнул его Анг Гелу, не решаясь подойти ближе.
Лиза вошла следом, держа шприц наготове. Анг Гелу оглянулся, и она кивнула. Потом дала знак солдату, чтобы тот отошел подальше: ей не хотелось вновь стать свидетельницей того, что случилось внизу.
Лама Кхемсар обернулся. Осунувшееся лицо, безжизненный взгляд, мутные глаза. Лишь огонь свечи полыхал в зрачках лихорадочным сиянием.
— Анг Гелу… — пробормотал старый монах и вновь повернулся к строкам, написанным им на стенах кельи.
Готовый продолжить зловещий труд, он воздел испачканный в крови палец.
Немного успокоившись, Анг Гелу шагнул к старику. Лама Кхемсар, настоятель монастыря, еще не слишком далеко ушел по тропе безумия; возможно, он сможет ответить на некоторые вопросы. Анг Гелу заговорил с ним на родном языке.
Пока монах увещевал настоятеля, Лиза изучала стены. Знаки, начертанные на них, были ей незнакомы; одна и та же комбинация символов повторялась вновь и вновь.
Одной рукой Лиза извлекла из сумки фотоаппарат, навела объектив на надпись и сделала снимок. К сожалению, девушка забыла выключить вспышку.
Комнату на мгновение озарил яркий свет.
Старик вскрикнул и резко обернулся, взмахнув в воздухе рукой. Анг Гелу в страхе отпрянул. Глядя с испугом в сторону источника внезапного света и выкрикивая непонятные слова, лама Кхемсар полоснул себя по горлу кинжалом. Ярко-красная линия моментально превратилась в пульсирующую струю: нож глубоко рассек трахею.
Анг Гелу метнулся вперед и отшвырнул кинжал в сторону. Он подхватил ламу Кхемсара и, осторожно поддерживая, опустил старика на пол. Кровь обагрила его рясу и руки.
Лиза бросила сумку и фотокамеру и кинулась на помощь. Анг Гелу пытался пережать артерию, однако все его усилия оказались напрасными.
— Помогите мне, — попросила Лиза. — Я должна освободить дыхательные пути…
Однако Анг Гелу только горестно покачал головой. Воздух перестал выходить из раны вместе с пузырящейся кровью. Дыхание пресеклось. Преклонный возраст, потеря крови и обезвоживание лишили настоятеля последних сил.
— Простите меня, — растерянно произнесла Лиза. — Я думала… — Она указала на стену. — Мне показалось, что он написал что-то важное.