Чёрный пепел золотой травы
Эпиграф
Возможно, что солнце взойдёт ещё раз, и растопит над городом льды,
Но я боюсь представить себе цвет этой талой воды.
Красные листья падают вниз, и их заметает снег.
Красные листья падают вниз, и их заметает снег…
И. Кормильцев, Е. Аникина.
Глава 1. Пахнущие дымом поля
Прохладный, освежающий ветерок легко коснулся моего лица.
Когда на киноэкране кто-нибудь приходит в сознание после отключки, он сразу же вскакивает, начинает тяжело дышать и бешено озирается по сторонам, пытаясь понять, что происходит и где он находится. Со мной ничего такого не было.
Я открыл глаза и безо всякого выражения уставился перед собой, прислушиваясь к ощущениям. Вестибулярный аппарат, постепенно возвращающийся к жизни, дал знать, что я лежу на спине, а значит, смотрел я в лишённое светил и облаков небо — чёрное, но не такое, как бывает по ночам, а скорее сумеречное, ненадолго появляющееся перед самым наступлением темноты. Значит, сейчас поздний вечер. Руки машинально зашарили вокруг, ощупывая почву, мягкую и податливую, траву, шелковистую, как волосы после мытья, и… и что-то ещё.
Я сел и огляделся. Во все стороны, насколько хватало взгляда, раскинулось тёмно-рыжее поле, окрашенное полумраком в иссиня-чёрный оттенок и переливающееся волнами, словно морская гладь под ветром. Местами виднелись аккуратные оспины крошечных оврагов и нагромождения камней, издалека казавшиеся сложенными в причудливые карликовые домики, но большую часть открывшегося передо мной простора занимала густая и высокая бурая трава. Сощурившись, я присмотрелся — она вилась по холмам, уходя к самому горизонту, где настолько сливалась с небом, что разобрать, где кончается одно и начинается другое, не получалось. Каждый вдох отдавался смутно знакомым запахом, и я шумно втянул воздух ноздрями, пытаясь его распознать. Дым? Да, запах гари, как от недавно затушенного костра. Или даже целой сотни костров.
Я попробовал подняться на ноги — и сейчас же зашатался от головокружения, чуть не упав обратно. Пальцы инстинктивно рассекли воздух, ища опору, но ничего не нашли, и я замер, зажмурившись и балансируя в этом тошнотворном состоянии, ожидая, когда оно пройдёт и мне полегчает.
Но не успел я почувствовать, что слабость уходит, как где-то неподалёку раздался голос:
— Эй, ты! Сигаретки не найдётся?
От неожиданности я подскочил на месте, напрочь позабыв о недомогании. На то, чтобы разглядеть задавшего вопрос, у меня ушло несколько секунд — им оказался взъерошенный парень, одетый в старомодный клетчатый костюм из тёмной ткани. Неудивительно, что сразу я его в сумраке и не заметил. Он сидел, прислонившись спиной к вросшему в землю валуну, и смотрел на меня, очевидно, ожидая ответа.
Я торопливо захлопал себя по карманам, затем вдруг опомнился:
— Я не курю.
— А ты всё равно проверь, — усмехнулся он. — Тут всякое случается.
Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, но всё же опять зашарил по недрам одежды и, к собственному удивлению, действительно извлёк из внутреннего кармана изрядно помятую, но всё ещё целую и годную к употреблению пачку сигарет неизвестной мне марки. На её лицевой стороне под целлофаном красовалось изображение уходящей вдаль мощёной дороги, по обеим бокам от которой выстроились ряды невысоких деревьев. Плохо отпечатанный на картоне рисунок уже наполовину выцвел. Незнакомец снова ухмыльнулся:
— Я же говорил.
Я молча двинулся к нему сквозь сопротивляющуюся траву и передал пачку, успев мельком отметить, что его наряд сильно потрёпан, а на локтях и коленях и вовсе проглядывают дыры. Он с благодарным кивком принял её, открыл и достал сигарету, затем протянул остальное обратно. Я покачал головой:
— Оставь себе. Я правда не курю.
Он небрежно убрал подарок в карман, а уже вытащенную сигарету взял в зубы и, пожёвывая её, как соломинку, молча уставился на меня. Наступила неловкая пауза, пока мы разглядывали друг друга. Тишину прервал я, сказав первое, что пришло на ум:
— Не помню, как тут оказался. И… где я вообще?
— Ну, — отозвался он, устраиваясь поудобнее, — хоть меня при этом и не было, я скажу, как. Вариант, раз ты здесь, только один — ты умер.
— Умер? — Я ещё раз огляделся по сторонам. Если бы я когда-нибудь задумывался, как выглядит место, куда попадаешь после смерти, здешние пейзажи пришли бы в голову не последними, конечно, но уж точно и не первыми. — Это что же, загробный мир?
Парень пожал плечами:
— Сам загробный мир или только дорога к нему, кто его знает? Разницы-то никакой — ты и так мёртв, и эдак.
Простота его слов и лёгкость, с которой он говорил о смерти и загробном мире, странным образом действовали на нервы. Как какая-то дурная шутка.
— А ты… Дай-ка угадаю. Кто-то вроде Харона?
Он хрипло захохотал, смех постепенно перешёл в неконтролируемый припадок кашля.
— Какой там, — согнувшись в три погибели, пробормотал он и махнул рукой. — Ни лодки, ни вёсел, да и реки что-то не видно. А у тебя, готов спорить, и пары монеток не найдётся, чтобы переправу-то оплатить, а?
Монетки искать я не стал. Незнакомец, затихнув, обхватил колени руками и замер так, глядя в одну точку. Когда я уже решил, что он забыл про меня, он равнодушно проговорил:
— Мертвец я, такой же, как и ты. Разве что нахожусь здесь подольше, а в остальном всё то же самое. Как две капли воды.
Сказав это, он снова забылся, а я стоял, обдумывая всё услышанное. Не то чтобы новость о собственной смерти я воспринял совсем уж хладнокровно — такое, как-никак, не каждый день узнаёшь. Но какой должна быть первая реакция на подобное известие? Страх? Недоверие? Или, может быть, попытка вспомнить, как закончился предыдущий вечер?..
— Если бы я умер, я бы помнил, как это случилось. А я не помню. — Произнёс я вслух, присаживаясь рядом со странным собеседником.
Тот встрепенулся и, бросив на меня затуманенный взгляд, кивнул:
— Ага, никто никогда не помнит.
— Никто? — Я обвёл глазами безлюдное поле. — Тут что, есть другие?
— Конечно, — он фыркнул так, что выплюнул до сих пор незажжённую сигарету, и, ловко поймав её на лету, опять воткнул между зубов. — Думаешь, ты единственный, кому так повезло? Я за всё время сотню таких же счастливчиков встретил, если не больше, и ни один из них не смог рассказать, как именно он умер. Кто-то вообще почти ничего о своей жизни не помнит, кто-то вспоминает почти всё целиком, у других всплывают какие-то детали, обрывки. Но про саму смерть — никогда. И у меня тоже так.
— Интересно… — Я прочертил носком ботинка по земле. — Как тогда можно быть уверенным, что мы в загробном мире?
— А где же ещё? — Он в очередной раз усмехнулся, но уже не так беззаботно, как раньше, а с примесью горечи. — На что ещё это, по-твоему, похоже? Часто ты вот так просыпаешься посреди чёртова поля, где никогда не светает, а вещи в карманах появляются сами собой?
Никогда не светает?.. Я с недоумением поднял глаза к небу. Сумерки мимолётны, но как сильно должно было потемнеть за те десять-пятнадцать минут, которые я провёл в сознании? Пока, по крайней мере, мне не казалось, что полумрак хоть чуточку изменился, вокруг не стало ни светлее, ни темнее.
А как насчёт моих воспоминаний? Я напряг память, пытаясь извлечь из неё что-нибудь, хоть какую-нибудь зацепку, но сходу действительно ничего не нашёл — ни имени, ни того, кто я вообще такой, ни даже очертаний собственного лица. Если бы я сейчас наткнулся на зеркало, из него на меня взглянул бы абсолютно незнакомый человек, как внутренне, так и внешне. Или наоборот, тогда бы я вспомнил? Я поднял руки и неуверенно ощупал свой нос.
Где-то вдалеке прозвучал раскат грома, порывы ветра усилились. Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
Он сказал, что все помнят прошлое по-разному, кто-то больше, кто-то меньше. Может ли быть такое, чтобы кто-то не помнил совсем ничего? Ни одной мелочи, ни малейшей.
— Что-то я не вижу никого из тех счастливчиков, о которых ты говоришь.