Сейчас, когда мы шли вдоль русла, река всё время находилась рядом, но в темноте я её не видел. Мы держались на некотором расстоянии от неё, однако же я отчётливо слышал журчание воды. Тихое и спокойное, такое бы больше подошло какому-нибудь крошечному ручейку. А впрочем, оно идеально дополняло умиротворяющую атмосферу полей. Было в них что-то такое, расслабляющее, что ли. Особенно так, когда их золотистый цвет приглушала тьма.
Плеск бегущего потока убаюкивал, и я поймал себя на том, что буквально засыпаю на ходу. До этого я не спал ни секунды. Учитывая, что я, по сути, ничего не помню из своей прошлой жизни, я и не знаю, что это такое — спать. То есть, конечно, теоретически представляю, но на практике ни разу не пробовал.
Я вспомнил видение, когда мне почудился океан, прорывающийся из реального мира в наш. В нём было что-то общее с этим не-видением, со звуком воды чуть ли не над самым ухом, с берегом, скрытым густой травой, что росла вплотную к нему…
В себя меня привёл внезапный шквал ветра, хлестнувший прямо по лицу. Я встал как вкопанный и растерянно огляделся вокруг. Знакомое ощущение… Совсем как в тот раз, когда я ориентировался по сквозняку в кромешной тьме пещеры. Вот только теперь под боком нет ни пещеры, ни тоннеля, ни чего-либо ещё, что могло бы вызвать сквозняк.
Впереди маячил силуэт остановившегося Игрока — значит, и он что-то заметил. Развернувшись ко мне вполоборота, он легко взмахнул ладонью перед своим лицом и спросил:
— Чуешь?
Я сразу понял, о чём он. Через сладковато-приторную гарь костров, витавшую в воздухе, до меня донёсся совершенно иной запах: запах холода.
Мы двинулись дальше; я почувствовал, что дорога опять забирается в гору. В прошлый раз понадобилось немало времени, чтобы дойти до высоты, где шёл снег. Сейчас же белые крапинки замельтешили перед носом буквально через секунды после нашей заминки. Я, увидев их, даже протёр глаза, на случай, если это обман зрения или мираж, который получится просто сморгнуть. Но не получилось. Снег продолжался, и с каждой минутой он становился сильнее.
Река оставалась сбоку от нас, я её слышал. Похоже, исток где-то в горах — я мог ошибаться, но в сумраке, кажется, вырисовывались уже знакомые контуры горных вершин, складывающихся в зачатки хребтов. Я как будто прошёл по кругу и вернулся туда же, откуда начал. Но в этот раз маршрут оказался гораздо короче. Время и пространство, закрученные в кольцо… Или в спираль.
Живот свело так, как если бы я ничего не ел целую вечность. Хотя, я ведь и правда ничего здесь не ел, не считая того яблока, которым меня угостил Игрок на станции… А, что за глупость… Не может же голод начаться вот так внезапно. Или может? Яблоко… Что, если съев его, я нарушил какие-то местные правила и в результате потерял способность обходиться без пищи? Если в загробном мире действительно есть создатель, надсмотрщик — или как его ещё назвать — то должны быть и правила. И нарушать их, очевидно, нельзя.
Так, стоп… Я сжал переносицу пальцами, как при мигрени. Что за бред… Я что, с ума схожу? Слишком много предположений, слишком многие из них опираются на другие допущения и слишком много в них странностей на грани безумия. Всему есть предел. Нельзя этому поддаваться, надо мыслить рационально. У меня просто разболелся живот, а я уже нагородил в голове невесть чего.
Снег всё усиливался; лёгкий ветерок превращался во вьюгу, ноги стали утопать в наметённом слое всё глубже, и тем медленнее мы шли. Вскоре мы брели, коленями разгребая сугробы. Река тоже оставалась поблизости — несмотря на мороз, она не замерзала, до меня по-прежнему доносилось её равномерное журчание. Может, она подобно нам, мертвецам, не боялась холода, а может, что гораздо более логично, заледенеть ей не давало течение. Я тихо усмехнулся: вот и она, холодная рациональность.
Игрок так и сохранял молчание; мы ни словом не обменялись, пока не заметили её.
К тому моменту мы пробирались по такой же занесённой метелью горной тропе, как и та, где я в своё время встретил Счетовода. Справа от нас тянулась гряда невысоких скал, перейти через которые, впрочем, мы бы не смогли, поэтому продолжали идти вдоль них. И вдруг, за очередным поворотом, в этой стене показалась брешь. За ней открывалась узкая долина, покрытая снегом. Ноющая боль в животе неумолимо поползла наверх.
Теперь мы стояли на распутье. Точнее, я стоял. С одной стороны — река и её исток, а также наши поиски. С другой — это место, где я уже бывал. Место, где я нашёл её. Если бы меня спросили, я вряд ли смог бы объяснить, почему постоянно думал о ней. Или почему каждый раз при такой мысли мой живот выходил из себя.
Игрок подошёл сзади и положил руку мне на плечо.
— Хочешь знать, зачем я делаю то, что делаю? — Проговорил он, не отрывая взгляда от ущелья. — Затем, что я помню всё, что натворил, каждую секунду, в мельчайших подробностях. Всё произошедшее живёт вместе со мной. И мне до сих пор страшно из-за этого. Некоторые пятна не сводятся, они остаются навсегда. Такие, например, как это, — он повернулся ко мне изуродованной стороной, демонстрируя ломаную линию на месте отсутствующего глаза. — Или это, — сдёрнул с шеи воротник, обнажая тонкий красный шрам, опоясывающий горло. — У меня таких шрамов полно, и Беглецы — только один из них. От этих шрамов нельзя избавиться, да мне, наверное, и не хотелось бы. Можно только помнить о них и постараться не совершать подобных ошибок опять. Ты правильно сказал — нельзя забывать о своих ошибках или делать вид, что их и вовсе не было. Можно лишь попытаться исправить их, искупить вину. Тебе это чувство знакомо не хуже меня, не так ли?
Несмотря на простоту стоящего передо мной выбора, я медлил. Любое из возможных решений казалось мне неправильным. Я мог выбрать только один вариант развития событий, здесь не было компромисса, который помог бы достичь обеих целей. Тот случай, когда либо одно, либо другое.
В конце концов я решился. Повернув направо, я направился в долину. «Попытаться исправить ошибки, искупить вину». За спиной послышались хрустящие по снегу шаги Игрока, последовавшего за мной. Забавно: я представил, как перед этим он безразлично пожал плечами.
Сомнений в том, что это именно то самое ущелье, у меня практически не было: такие же гладкие стены, точно нарочно вытесанные из камня и отполированные до такой степени, что на ощупь не мудрено перепутать их с зеркалом. Не говорю, что во всём загробном мире не нашлось бы второго такого, но окончательно в своей правоте я уверился, когда мы наткнулись на пирамиду высотой почти в мой рост, сваленную из булыжников. Я сам сложил её когда-то, боясь, что пройду по кругу, вернусь сюда — и не пойму этого без ориентира. Что ж, вот и вернулся. И понял.
Сейчас снег здесь валил не так обильно, как при первом моём визите. По крайней мере, дорогу перед нами засыпало не быстрее, чем в начале подъёма. Если память меня не подводила, идя по этой расщелине впервые, я едва перебирался через сугробы. Сейчас же мы брели лишь по колено в снегу. Не так уж страшно.
Спустя какое-то время после обнаружения пирамиды мы вышли к полянке, как будто утопленной относительно уровня всей остальной долины. Идеально ровный кусок земли, покрытый деревьями и зеркально гладким слоем снега, без единого следа. И там, на другом конце этой полянки одиноким светлячком горел огонёк костра.
Костра, возле которого она пыталась согреться. Удивительно, что ей удалось развести его снова… Когда я её покидал, она была, по правде говоря, не в том состоянии, чтобы справиться с этим. Я спустился вниз и, не дожидаясь Игрока, двинулся к палатке, ещё не видимой, но стоящей, как я знал, там же, неподалёку от огня, спрятавшись под скалой. Вскоре её очертания действительно выступили из темноты.
Я ускорил шаг. Жгучее чувство в животе усилилось, но я не обращал на него внимания. Я был мёртвым, моё сердце не билось — но я буквально ощущал, что оно вот-вот выскочит из груди. Оставались считанные секунды до того, как я подойду, увижу её и…
Игрок, всё это время шедший позади, толкнул меня в спину, да так, что я растянулся перед ним на земле. Не успел я даже сообразить, что происходит, как в следующее мгновение на то место, где я только что шёл, с грохотом разрывающегося снаряда упал здоровенный валун. Краем глаза я заметил, как сам Игрок отпрыгивает, уворачиваясь от другого такого же, размерами не уступающего тому, что чуть не раздавил меня. Ещё через миг такие же булыжники величиной с саму палатку посыпались по всей долине — по меньшей мере, мне так показалось тогда. Очередной камень приземлился в метре от моей головы, взорвав прямо мне в лицо фонтан снега. Я перекатился в сторону, чтобы не угодить под следующий, но в начавшейся суматохе рассчитывать оставалось исключительно на удачу.