Дав понять, что пререкаться больше не о чем, он отвернулся и, хлюпая мокрыми ногами, стал забираться в лодку. Я помедлил ещё секунду, словно пытаясь максимально оттянуть какой-то неприятный момент.
— Так значит, они там, да? Ты говорил, что смылся оттуда на лодке.
Он, уже усевшийся, посмотрел на меня снизу:
— Ну да, на лодке. Ничего особенного. Чего столбом стоишь? Залезай, не стесняйся.
— А… — Начал я, но он, перебив меня, комически вытянул лицо и прогнусавил:
— Следующая остановка — Беглецы. Не забудьте пристегнуть ремни, спасибо, что воспользовались нашими услугами.
Я выдавил улыбку, перешагнул через борт и, стараясь сохранять равновесие, уселся напротив него, уперев ноги в расположенный на дне баул и впившись пальцами в доски под собой. Игрок взял одно из вёсел — свой посох он предусмотрительно сунул куда-то вниз, под сумки — затем развернулся и оттолкнулся им от земли. Мы медленно заскользили по поверхности воды, прочь от мира мёртвых, точнее, от той его части, к которой я так привык. Сейчас перед нами лежала новая страна, может быть, ещё больше и страшнее первой, но я, сидя лицом к берегу и спиной к морю, даже не потрудился оглянуться. Мой взгляд был целиком и полностью прикован к танцующему пламени, неспешно пожирающему всё то, что я знал. Сто-двести метров, и оно погаснет, добравшись до воды, скрытой травой. Поначалу, может, огонь ещё будет какое-то время перекидываться по верхушкам, но рано или поздно всё равно затихнет. Если повезёт, то в итоге что-нибудь даже уцелеет — несколько стеблей, одиноко торчащих на краю выжженной равнины, несколько неровных, будто обгрызенных мышами, кусочков живой земли. А если повезёт ещё сильнее, то я даже когда-нибудь вернусь сюда, чтобы увидеть это своими собственными глазами.
Из пучины столь невесёлых размышлений меня выдернул звук равномерно плещущейся воды — мы достаточно отдалились от берега, чтобы можно было свободно орудовать вёслами, и Игрок налёг на них так, словно огонь мог догнать нас и здесь, и он пытался убежать подальше, используя ту фору, что у нас имелась. Полоска земли уплывала всё дальше и становилась всё уже, а пламя, совсем недавно горевшее так, что его хватало освещать территорию на многие метры вокруг, постепенно уменьшалось и тускнело. Проголодавшаяся темнота снова входила в силу, только теперь она окружала нас и сверху, и снизу — там, где глухо и успокаивающе шумела вода, такая же свинцово-серая, как и небо над головами. Интересно, огонь в самом деле погас, или мы просто удалились на такое расстояние, откуда его не видно? Я больше не чувствовал ни запаха дыма в воздухе, ни першения, которое он вызывал. Похоже, земля осталась позади. По крайней мере, эта земля.
Не знаю, сколько я так просидел неподвижно, пялясь в пустоту, но когда пришёл в себя, ничего, разумеется, не поменялось — пожар насовсем исчез из виду, под нами плескалось море, а Игрок так и сидел напротив, не выпуская вёсел из рук. Я протяжно зевнул, как после продолжительного сна, затем осторожно, стараясь не вывалиться самому и не перевернуть наш транспорт, перегнулся через борт и, зачерпнув ладонью горсть воды, побрызгал ею себе в лицо. В ней, в отличие от воздуха, посторонний запах пепла ощущался вполне отчётливо, но её прохлада всё равно подействовала освежающе, и я немного взбодрился. Оттуда, снизу, на меня смотрел человек — я знал, что это я сам, но в полумраке, стёршем половину черт, лицо казалось похожим на двойника. Таким же пустым и бессмысленным.
Когда я поднялся обратно, Игрок лишь бросил на меня короткий изучающий взгляд, но не сказал ни слова, продолжив грести. Я тоже промолчал. Запахнувшись плотнее, я заворочался, устраиваясь удобнее и зарываясь подбородком в воротник. Мир, и без того чёрный, исчез окончательно, остался только убаюкивающий звук вёсел.
Очень скоро я снова заснул, на этот раз безо всяких кошмаров.
Глава 20. Буря
Я толком и не запомнил, что мне снилось в этот раз — такое случается, когда сон спокойный и безмятежный. В памяти осталось лишь то, как я снова оказался где-то в тоннелях метро, но теперь они были освещены, ничуть не хуже, чем город, озаряемый пылающим пожарищем. Мягкий свет приятно обволакивал меня, стоящего на коленях прямо посреди колеи, заставляя расслабиться и обо всём забыть. Подняв глаза от пола, я увидел, что потолок надо мной прозрачный, как будто я закрыт в огромном аквариуме, вот только вода текла не здесь, внизу, а по другую сторону потолка. Быстрая и бурная река, бесшумно бегущая прямо надо мной, гневно билась в незримую преграду, словно пыталась разбить её и добраться до меня, крохотного и беспомощного по сравнению с ней.
Но у неё не получалось.
Пока она в бессильной злобе исходила мышасто-серыми бурунами пены, я оставался невредимым — точно смотрел на запертого в клетке дикого зверя, рвущегося наружу и грызущего в исступлении толстые железные прутья. Ему меня не достать, и это сводит его с ума сильнее, чем что-либо другое, сильнее даже, чем смертельный голод, заставляет ломать о железо зубы. В какой-то момент я улыбнулся — криво, недоброй улыбкой, скорее похожей на зловещую гримасу. Она на считанные доли секунды расколола моё лицо пополам, а затем исчезла. Наверное, так бы улыбался мой двойник, умей он вообще улыбаться.
В следующее мгновение мне на нос капнуло что-то холодное. Снежинка — я это понял по тому, как быстро её растопило моим теплом (теплом?), и она ледяной слезой скатилась по щеке вниз. Следом за ней крошечной иголкой кожу уколола вторая. За ней ещё одна, и ещё, и ещё… Я подставил лицо падающему сверху, непонятно откуда, снегу, не замечая, что он идёт вперемешку с пеплом. Ещё одна, и ещё одна, и ещё, и ещё…
***
Я открыл глаза, и ветер сразу же хлестнул меня очередной порцией холодных брызг, заставив в последний раз зябко съёжиться под покровом едва согревающей одежды. Одежды и ускользающего сна: его образ, странный и расплывчатый, всё ещё держался в голове, но спустя минуту испарился окончательно. Осоловелые ото сна мысли постепенно уступали место реальности.
Я невнятно заворчал что-то, освобождаясь из того скомканного гнезда, в которое превратилась куртка за время, что я проспал. Я проснулся, но до сих пор оставался в полудремотном состоянии, и потому не сразу сообразил, где я нахожусь или что со мной происходит. Я грузно сел на мокрой банке, чуть не соскользнув с неё в воду, и вытаращился в непроглядную темень.
Почему не видно Игрока, сидящего напротив? Когда я засыпал, он был там, пусть и еле-еле видимый, а сейчас — хоть глаз выколи, поди разбери, где он. Почему вдруг потемнело ещё сильнее? Я вытянул вперёд руку, пробуя нашарить в темноте что-нибудь осязаемое — и даже её не смог разглядеть. На секунду я и вовсе потерял ориентацию в пространстве, забыв, где верх, а где низ.
Меня резко швырнуло в сторону, и я обеими руками схватился за борт, стараясь удержаться внутри, как страдающий похмельем человек пытается удержать внутри себя завтрак. Скрючившись в таком положении, я подумал: а что, если Игрока вот так же выкинуло из лодки, пока я спал? Он, конечно, ко всему этому привычнее, чем я, но всякое могло произойти, тем более в этом корыте, в котором и встать-то нормально нельзя без того, чтобы обо что-нибудь не споткнуться. Удивительно, как он ещё в свой первый рейс не потонул где-нибудь на краю света.
По-прежнему не рискуя разогнуться, я прислушался к так и раздающемуся где-то рядом плеску, но теперь он звенел отовсюду, а не только от Игрока — волны всё яростнее бились о кое-как держащуюся на плаву лодку, словно нарочно решив её утопить. Нас снова качнуло, изрядно зачерпнув воды, и тревожные мысли о судьбе Игрока на миг уступили другим — о сохранности лежащих на дне лодки вещей.
Я с проворством циркового гимнаста втиснулся обратно и юркнул вниз, туда, где должны были быть сумки — отчасти из желания проверить, всё ли с ними в порядке, но в основном надеясь хотя бы как-то укрыться от шквалов ветра, грозящих в любую секунду выбросить меня за борт. Впрочем, это не особо помогло: меня то и дело обдавало с ног до головы ледяными брызгами, заставляя отфыркиваться и неловко взмахивать руками в безуспешных попытках хоть немного прикрыться.