За такими размышлениями я провёл столько времени, что все кости и мышцы, болевшие после взрыва, успели прийти в норму. Если бы в загробном мире сменялись времена суток, то за те часы, пока я просидел неподвижно, здесь уже стемнело бы, пусть даже я начал бы ожидание ранним утром.
Встряхнув головой, я пересел, чтобы размять затёкшие ноги… И замер, когда что-то небольшое и твёрдое, по размерам и форме как камень, упёрлось в бедро сбоку. Я опустил, настороженно и медленно, руку к карману, но сразу успокоился, поняв, что это просто компас, который до сих пор находился там. Тот самый компас, найденный мной однажды на полях мира мёртвых. Я совсем позабыл про его существование. Он оставался, наверное, единственной вещью, не утонувшей вместе с катером. Единственная сохранившаяся вещь — и та не работала, как положено.
Недолго думая, я извлёк его наружу, подбросил слегка, как будто примеряясь, куда бы лучше зашвырнуть. Приятно было ощущать в ладони его холодную оттягивающую пальцы тяжесть. Она словно возвращала меня к реальности: эдакий якорь, не дающий потоку сознания унести меня чересчур далеко.
Я ещё несколько раз машинально подбросил его в воздух и поймал. Почувствовал, как мысли постепенно приходят в порядок, избавляются от всего лишнего… Отвлёкшись, уронил компас в траву — на вершине холма не такую высокую, как в поле — и нырнул вслед за ним, успев поймать в последний момент, чтобы он не покатился вниз по склону. От удара о землю его крышка распахнулась, и едва мои глаза коснулись циферблата, у меня перехватило дыхание: стрелка не вертелась по кругу, как раньше, когда я только нашёл его. Теперь она вытянулась нитью и не шевелилась.
Я потряс компас, решив, что стрелка попросту застряла, но ничего не поменялось — она упрямо указывала всё туда же. Я постучал по крышке, захлопнул её и открыл снова — результат тот же. Он точно не работал, когда я проверял его в последний раз, когда… А когда это было?
Озадаченно уставившись на коробочку у себя в ладони, я не мог понять, в чём же дело. Я покрутил компас в разные стороны — стрелка поворачивала одновременно с моими движениями, ползая по стертому циферблату и не отклоняясь от указываемого направления, как будто настаивала на нем.
Я поднял взгляд. Там, куда показывал прибор, высился соседний холм, чуть повыше, но расположенный ближе к ломаной линии воды, расчерчивающей темноту на две части. Что ж… Есть только один способ выяснить, что за ним находится.
Я встал и пошевелил конечностями, убеждаясь, что достаточно пришёл в себя для ещё одного перехода. Ни руки, ни ноги не отозвались болью — значит, всё в порядке.
Я стал осторожно спускаться, стараясь не оступиться. Время от времени я бросал на компас, сжатый в кулаке, опасливый взгляд, словно боялся, что стрелка исчезнет или повернёт в противоположную сторону — или случится ещё что-нибудь, хотя я и не имел ни малейшего представления, что именно. Но ничего не происходило. Она по-прежнему тянулась всё в том же направлении, лишь слегка вздрагивая от тряски, когда мне под подошву попадался неустойчивый камень и я спотыкался.
Справедливости ради, я мог бы проделать этот путь аккуратнее, если бы не торопился так сильно, но тогда бы у меня ушло на него гораздо больше времени. Мне же хотелось поскорее увидеть, куда меня приведёт мой указатель. Оказавшись у подножия холма, я с ним в очередной раз сверился. Стрелка все так же рвалась к следующей возвышенности, не отклоняясь от нее ни на градус. Здесь, внизу, вновь начиналась настоящая трава, к которой я привык, высокая, частично перекрывающая обзор, угольно-чёрная с золотыми прожилками. Несмотря на спешку, я позволил себе залюбоваться этим зрелищем на пару секунд. Темно-оранжевые нити убегали от меня в разные стороны, складываясь в целую паутину.
Впрочем, надолго задерживаться я не стал. Даже не потрудившись отряхнуть испачканную в земле и саже одежду, я начал быстрым шагом огибать холм. Дуга получилась широкой, но вскоре я вышел обратно на пляж, уходящий дальше, к едва различимому горизонту. Отсюда он смотрелся огромным, но прежде всего моё внимание привлекло вовсе не это, а большой силуэт вдали. На первый взгляд он напоминал одну из невысоких, в два-три человеческих роста, скал, но было в нём что-то иное… В очертаниях этого объекта сквозило нечто рукотворное.
Я сверился с компасом: стрелка указывала ровно туда же, где силуэт пересекал линию горизонта. Увязая в мокрой почве, я побрёл к нему. Разгадка оказалась проще, чем я предполагал: чем ближе я подходил, тем яснее становилось, что это — остатки катера, выброшенные морем на берег. Точнее, здесь высилась только передняя часть остова вместе с половиной рубки. Обломок судна лежал носом вверх, так, что складывалось впечатление, будто другая часть находится под землёй.
У меня с души словно камень свалился: где-то неподалёку должен быть и Игрок. И действительно, подойдя ближе, я заметил его. Он сидел, прислонившись спиной к обшивке катера и уронив голову на грудь, точно спящий. Я осторожно подступил к нему и присел рядом на корточки. Сомневаться в том, что он жив, не приходилось, я даже в темноте отчётливо видел, как тяжело вздымаются и опускаются его плечи. Просто без сознания. И не удивительно: тряхнуло нас неплохо, да и к тому же я ещё не знал, что ему пришлось пережить с тех пор, в открытом море.
Я протянул руку и аккуратно поднял его голову. Убедившись, что глаза закрыты и на прикосновения Игрок не реагирует, второй рукой я несильно потряс его за плечо:
— Эй! Слышишь меня?
Он проворчал что-то неразборчивое и уронил голову обратно вниз. Я растерянно огляделся. Что я могу сделать? Может, стоит оставить его в покое и подождать, пока он сам не очнётся? Мой взгляд упал на остатки катера. Что, если там сохранилось что-то из наших вещей? Возможно, в сумках Игрока и найдётся что-нибудь полезное. Вряд ли, конечно, там отыщется вторая бутылка его бодрящего вина, но всё же…
Сейчас обломки были повёрнуты днищем к нам. Я встал и обошёл их, решив всё же проверить, не уцелело ли что-нибудь с другой стороны, но одного взгляда хватило на то, чтобы разбить мои надежды сильнее, чем эту несчастную лодку. С этого ракурса катер смотрелся так, словно его приложило о такого же размера скалу перед тем, как расколоть пополам, как яичную скорлупу. На месте рубки красовалась такая мешанина щепок и мусора, что я не взялся бы рассудить, что из этого дверь, а что окно. Даже приборная доска, расположенная в наименее пострадавшей нише, оказалась расколочена вдребезги, а кнопки, выбитые ударом из гнёзд, беспорядочно болтались на разноцветных проводах. Я на всякий случай заглянул внутрь, но, разумеется, не обнаружил ничего, что могло бы пригодиться. Вздохнув, я побрёл обратно к Игроку ни с чем.
Когда я вернулся, он, к моему удивлению, уже очнулся. Он сидел в той же самой позе, но теперь держал голову прямо, и встретил меня внимательным взглядом единственного глаза. Я присел напротив:
— Ты в норме?
— Бывало и хуже. — Он покачал головой и сплюнул в бок, повернувшись при этом всем телом, как будто палку проглотил. — А бывало и лучше. Хотя, во всём есть… Есть свои плюсы, ага. Если честно, не думал, что мы выкарабкаемся. Потому что… Потому что твой приятель…
Он замолчал и выразительно помотал головой. Я хотел было ответить что-нибудь, но он продолжил так же внезапно, как запнулся:
— А ведь он, считай, оказал нам услугу. Избавился от… От тех троих.
Он звонко рассмеялся, но смех прервал кашель. Хриплый, плохой кашель. Я подскочил, но он успокаивающе поднял руку:
— Нет, всё в порядке. Мне просто нужно… Передохнуть немного. Ага… Такое чувство, что у меня пара-тройка рёбер сломано. — Неожиданно признался он. — Но это ерунда, на мне всё заживает, как на собаке. На… На старой, грязной и побитой собаке.
Он снова засмеялся, и опять его смех продлился всего пару секунд. В этот раз он со стоном схватился за грудь и согнулся пополам. Я, не зная, чем могу помочь, молча ждал, пока ему не станет лучше. Минуту спустя, когда он выпрямился и посмотрел на меня, я понял, что он отсюда никуда пойти не сможет. Его лицо ото лба вниз прочертила крупная капля пота, вторая бежала за ней.