На большой кухне он нашел свою невестку Кейт. Она напряженно передвигалась от стола к плите, как будто у нее был артрит или сильно повреждены ноги. Короткие волосы женщины были растрепаны, а пленка пота на лбу была, по всей вероятности, вызвана чем-то более серьезным, чем жара на дворе или жар от сковороды, которая стояла на зажженной конфорке, хотя в ней ничего не было. Кейт тоже совсем недавно плакала.
Увидев Бена, она выронила кухонный нож, который держала в руке, и как будто бы почувствовала облегчение. Обычно на кухне стоял аромат засушенных трав и свежеиспеченного хлеба, а иногда на ней пахло чесноком и оливковым маслом. Но сегодня запах был совсем другой. Это был запах дезинфектанта и каких-то еще более неприятных вещей. Внутренности Бена сжались в комок от нехорошего предчувствия.
— Что случилось, Кейт?
Невестка покачала головой и опустилась за сосновый стол: она была измучена необходимостью сохранять хорошую мину в присутствии девочек. Но даже мельком взглянув на них на улице, Купер мог бы сказать ей, что ее усилия пропали даром.
— Посмотри сам, — сказала женщина. — Бен, я больше так не могу.
Полицейский положил руку ей на плечо и увидел, как из глаз у нее вновь потекли слезы.
— Оставь все это мне, — сказал он, — и займись девочками.
Затем Купер вышел в коридор, который делил дом на две части, и посмотрел на лестницу. Когда он был ребенком, эти коридор и лестница казались ему очень мрачными. Стены и большинство деревянных панелей здесь были покрыты каким-то темно-коричневым лаком, а половицы по бокам от ковровой дорожки выкрашены в черный цвет. Сама дорожка уже давно потеряла свой первоначальный цвет под слоем грязи, с которой не могло справиться никакое количество моющих средств. Грязь проникала в дом на ногах отца Бена, его дяди, его самого и остальных их детей, на лапах трех собак, множества кошек и, иногда, других животных, которые приносились с полей для специального ухода. Теперь же все изменилось. На полу лежали ковры с толстым ворсом, стены были выкрашены в белый цвет, а сосновые панели зачищены до своего естественного золотистого цвета. Зеркала и картины на них подчеркивали и усиливали свет, падавший через небольшие окна в форме креста, расположенные в дверях по обоим концам коридора.
Однако ступени лестницы, легкие, воздушные и удобные, были сейчас для детектива страшнее, чем те, которые он видел в детстве. И то, что вызывало его страх, лежало где-то посередине первого лестничного пролета. Это была розовая пушистая тапка из ковровой материи, испачканная экскрементами.
Она лежала на боку, шокирующая и вульгарная в своей обыденности, и ее кричащий цвет сливался с цветом ковра. В животе у Купера все перевернулось, как будто он увидел перед собой только что извлеченный внутренний человеческий орган, брошенный на ступеньки.
Мужчина медленно поднялся по ступенькам, остановившись только для того, чтобы осторожно взять тапку двумя пальцами, как будто та была важной уликой.
На первой площадке Бен остановился и, склонив голову набок, прислушался у двери к высокому, полному отчаяния завыванию, которое доносилось из-за нее. Такие звуки не мог издавать человек — это были нечленораздельные звуки, которые могли принадлежать только больному животному.
А потом Купер открыл дверь, с силой надавив на нее, так как она упиралась в какое-то препятствие, лежавшее на полу. Когда же он наконец вошел в комнату, то оказался в таком хаосе, который ему не приходилось видеть ни на одном месте преступления.
8
— И его находит мужчина, выгуливающий собаку…
В комнате повисла настороженная тишина. Держа раскрытый блокнот на коленях, Диана Фрай пыталась казаться внимательным и эффективным работником. Ее рука двигалась по странице блокнота сложными зигзагами, которые со стороны вполне могли сойти за скоропись. Падальная муха в отчаянии билась в окно конференц-комнаты, то тут, то там раздавалось шарканье ног и скрип железных ножек стульев…
— Мужчина, выгуливающий собаку… — повторил суперинтендант Джепсон с угрозой в голосе.
Кто-то из сидевших в комнате офицеров уставился в потолок, кто-то попытался скрыться от взгляда начальника за пластиковыми стаканчиками с кофе. «Интересно, — подумала Диана, — почему эти мухи всегда игнорируют открытые окна и предпочитают им очевидную безнадежность попыток биться в закрытые?»