Из нас четверых Ронан получает больше всех кисок, но не самых лучших, потому что он как гребаный автобус. Приглашаются все желающие.
Кроме того, он прекрасно справляется с небрежными секундами, третями или даже сотыми долями.
Говорил же, он гребаный автобус.
Пока он болтает, у меня возникает искушение врезать ему по этому аристократическому носу, которым он так гордится, сломать и смотреть, как из него сочится кровь. Он тоже не смог бы защититься, потому что не знает, как бить, и никогда не участвовал в подпольных боях, как я. Эйден тоже не стал бы его спасать, потому что ему просто все равно.
Две причины останавливают меня от принятия мер. Во-первых, мы в доме отца Эльзы, и наши с Ро отцы убили бы нас обоих за, затеянное дерьмо в доме Итана Стила; он здесь как новый император.
Во-вторых, и самое главное, если я его ударю, причина этого будет ясна как день.
Что бы он ни делал, до меня это не дойдет.
Я уже сформировал вокруг себя толстую броню, и никто не сможет пробиться сквозь нее, даже намеренное противостояние Ронана и его постановочные селфи.
И я знаю, что они инсценированы, потому что, хотя Ронан и ведёт себя, как невежественный мудак, на самом деле он лис. Как думаете, почему он притворяется, что поддерживает девочек? Это его верный путь в их трусики.
И все же я ударяю его в бок сильнее, чем следует.
— Ой! — он сжимает бок в руке. — Какого хрена это было?
— Чтобы заткнуть тебя к чертовой матери. Кстати, что ты здесь делаешь?
— Я постоянно прихожу навестить Элли.
— Эльзу, — скрипит зубами Эйден.
— Элли лучше,la ferme — замолчи, Кинг. — он смотрит на меня сверху вниз. — Что ты здесь делаешь? Слышал, ты привёз мою Кимми.
Внимание Эйдена переключается на меня, как будто он ждет, что я скажу что-то похожее на его слова.
Что она Кимберли, а не Кимми.
И она не принадлежит ему и никогда не будет принадлежать. Ни сейчас, ни, блядь, никогда.
Но я этого не говорю. Я не имею права, блядь, говорить это или что-то даже отдаленно похожее. Кроме того, Ронан похож на собаку, ищущую кость, в тот момент, когда я проявлю реакцию, он вцепится в нее и загрызет меня.
Не в этой жизни, придурок. Пошел ты к черт по-французски.
— Жаль, что это не твое дело. — я ухмыляюсь.
— Вы оба можете сейчас свалить, — огрызается Эйден на лестнице. — Ваше присутствие больше не важно — не то, чтобы оно было когда-то.
Ронан заводит еще один спор о том, что это не место Эйдена, и он не может выгнать нас, затем продолжает напоминать, что он все еще может быть женихом Эльзы, если захочет, из-за соглашений двух отцов и еще чего-то.
Я смутно прислушиваюсь к ним, пока не замечаю фигуру Кимберли, удаляющуюся по коридору. Она нас не видит, а если и слышит, то не показывает этого, сосредоточившись на своей задаче.
Она не может отправиться за Киром, так как для этого ей нужно подняться по лестнице.
Эйден угрожает сломать нос Ронану и его член, если понадобится, и, хотя я бы с удовольствием остался и посмотрел на это шоу, мои ноги уводят меня от них.
Я оставляю своих друзей позади, не сказав ни слова. Они даже не обращают на меня внимания, когда я иду по коридору туда, где исчезла Кимберли.
Единственное, что находится в конце, это гостевая ванная комната. Изнутри доносится звук льющейся воды, но там ничего не моют, так как поток воды не прерывается.
А это значит, что вода используется только для маскировки другого звука.
Я знаю, потому что Кимберли всегда, блядь, так делала, когда плакала в ванной одна после того, как ее мама игнорировала родительские собрания.
Тот факт, что она не воспользовалась ванной в комнате Эльзы, также означает, что она что-то скрывает.
Что, черт возьми, она может скрывать от своей лучшей подруги?
Я толкаю дверь ванной, и она открывается с легким скрипом. Мои ноги бесшумно ступают, когда я закрываю ее за собой и направляюсь внутрь.
То, что я вижу, заставляет меня остановиться. Кран работает, но, как я и ожидал, Кимберли рядом с ним нет.
Ее маленькая фигура находится перед унитазом, а она опорожняет в него свой желудок.
Но не это заставляет меня задуматься о: какого-хрена-ты-должно-быть-разыгрываешь-меня.
Она замолкает, тяжело дыша, засовывает указательный палец в рот, а потом ее снова рвет. Она делает это еще несколько раз, пока ее не начинает тошнить.
Раскаленная ярость охватывает меня при виде ее в таком положении.
Теперь все части головоломки встают на места.