И вот снова настали праздники. Васька их не любила, от слова совсем. Но кто спрашивал её мнения? Хоть раз?
Приходилось просто терпеть, рано или поздно любые праздники заканчивались и можно было уехать из дома в АМКу, чтобы отвлечься и отдохнуть. А пока нужно просто превратить неотвратимое в более-менее терпимое.
Васька хотела успеть поплавать в бассейне до праздничного ужина. Когда ты в воде, вода многое смывает, многое смягчает, многое стирает.
В тот день она потеряла счёт времени. Просто лежала на спине, смотря в потолок, по которому скользили световые блики, можно сказать, парила, и ни о чём не думала.
А потом раздался рёв. Папаша явился.
Васька послушно вылезла из воды, обернулась большим полотенцем и стала пережидать очередной приступ отцовского недовольства.
В этот раз он длился дольше обычного. И хотя эффекта особого не оказывал, Васька через несколько минут задрожала. Ей стало зябко и очень некомфортно. Когда человек практически раздет, ему уже некомфортно, а уж если при этом с него стекает вода и на него орут…
Когда отец ушёл, Васька попробовала пошевелиться. Мышцы затекли, пальцы не сгибались. Полотенце соскользнуло с плеч и упало к ногам. Васька почему-то даже не могла нагнуться, чтобы его поднять. Только голову опустила, и мокрые пряди облепили лицо, как змеи, а мокрая ткань чёрного купальника неприятно холодила кожу, отчего всё тело покрылось мурашками.
Тут раздались почти неслышные шаги. Тот самый охранник. И откуда взялся?
Он подошёл, поднял полотенце и молча накинул Ваське на плечи, стянул края и ждал, пока Васька схватит их и будет держать.
В этот раз он не улыбался и ничего похожего на выражение "ах, эти безумные родители" на его лице не было. Наоборот, он был очень хмур. Губы сжаты, крылья носа подрагивают, глаза прищурены. Ваську заворожило его лицо, оно было настолько живым, эмоциональным, будто под коркой льда бурлит вулкан. И однажды рванёт.
Охранник отступил и только тогда посмотрел Ваське в глаза. Каким-то очень даже откровенным взглядом. Теперь, когда он не улыбался, черты его лица словно стали острее, опасней. И гораздо притягательней. Сила всегда манит.
Она почувствовала, как щёки заливает краска стыда за свою чисто женскую реакцию и буркнула:
- Мы с тобой не друзья!
- Конечно, куда уж мне. - Язвительно ответил он. Потом вернул на лицо маску "ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу", отступил и ушел.
На праздники охраны в доме оставалось меньше, поэтому нарушения субординации с его стороны никто не заметил. Васька вздохнула с облегчением. Она не хотела, чтобы охранника наказали.
Через три часа должен был состояться праздничный ужин, на котором в большом зале за огромным столом будет присутствовать только Васька и отец. Вдвоём, но при полном параде, Ваську в малой будуарной гостиной уже ждала целая команда стилистов и косметологов. Несколько часов подготовки… для чего? Гостей отец не любил и приглашал лишь в крайних случаях. Обычно они сидели за столом вдвоем, по чуть-чуть пробуя огромное количество блюд, которых хватило бы на весь курс АМКи, молчали, и спустя час, когда отец выпивал достаточно и решал, что вечер окончен, расходились по своим апартаментам. Очень редко бывало, что к ужину присоединялась текущая любовница отца, если та оказывалась достаточно настырной, чтобы настоять на совместном проведении праздника.
Тогда Васька наблюдала за ней. И пыталась угадать - эта нынешняя подруга встречается с отцом из-за денег или он действительно ей нравится? Отец отлично выглядел для своих сорока лет, должна же найтись женщина, которая его полюбит по-настоящему? Тогда отец займётся ею и оставит, наконец, Ваську в покое.
К сожалению, отец становился старше, а возраст его подружек оставался на прежнем уровне - не более двадцати. Только однажды Васька видела с ним ровесницу, женщину, которая и сама была далеко не бедной. И главное, она улыбнулась Ваське по-настоящему, и говорила с ней ласково… но отец с ней почти сразу же расстался. Васька тогда расстроилась. И лишний раз убедилась, что никогда ничего не изменится. Её судьба - вечная заложница отцовского имени и амбиций.
Этот охранник чем-то неуловимым напоминал ту женщину, о коротком знакомстве с которым Васька вспоминала с теплом. Чем-то они были похожи. Не внешностью, нет, тут ничего общего. Взглядом. Искренними чувствами, которые проскальзывали сквозь маску, которую они не привыкли носить. Каким-то внутренним светом.