Голос его достиг крещендо, глаза налились кровью, из пасти брызгала слюна. Он словно раздувался на глазах, и Марина, обняв Вовку, пересела от Чубрика подальше. Это был своевременный поступок, поскольку Чубрик, заведя в очередной раз пластинку про сырники, которые ему не дают, про брата Андрюшку и чулан, а также про то, что никто его не любит, а все только в душу плюют и гадят, вдруг поперхнулся, закашлялся и лопнул с оглушительным треском. При этом и комнату, и Марину с сыном он забрызгал какой-то черной, липкой, чрезвычайно вонючей гадостью, которую и растворитель впоследствии брал с трудом.
Вот как Марина рассказывала об этом:
— Я — квалифицированная медсестра, сын-отличник, кожаный гарнитур и сервиз из мейсенского фарфора, бабушкин — все в дерьме!
Вот и конец рассказа, и настало мое время выйти на сцену. Кто я? Безмолвный свидетель творящихся в Брусках ужасов и чудес, человек с потрепанной записной книжкой, который не верил в заговоры, не искал причин происходящего, а просто ходил по домам и интересовался — что изменилось в людях с появлением Цветка?