— Да-да, — киваю я. — Виктор Валентинович, вам дополнительные разъяснения не нужны?
— Нет, — отвечает директор. — С теорией у меня и так порядок. Я в практику не верю. Не могу себе представить, чтобы вот так вот, запросто…
— Не верите? — подмигивает ему кинопат. — А вот смотрите!
Он складывает губы трубочкой и беззвучно — для нас, не для собак — свистит. Бесформенная туша Рекса приходит в движение. Она бурлит, как закипающий суп, клетка трясется, остро пахнет собачьей мочой.
— А он не лопнет часом? — интересуюсь я, но зря, потому что все уже кончилось. Со звучным «чпок!» из скользкой черной плоти выныривает странное безносое личико с большими карими глазами. Рекс шевелит губами, и кинопат достает из кармана кусок рафинада.
— Держи, — протягивает он сахар В-псу. — Заслужил. Раз в неделю возвращаю его к полуразуму, буквально на полчасика. Как дела, дружище? — говорит он, и руку его лижет маленький черный язычок.
— Невероятно! — выдыхает директор.
— Это еще что! — гордо улыбается кинопат. — Видели бы вы его, когда он был стабилен! Если Охота пройдет благополучно, покажу вам его этюды. Специалисты говорили — второй Ван Гог!
Времени до обеда остается совсем чуть-чуть, и, оставив Рекса, мы быстро осматриваем остальных В-собак. Все они как на подбор: здоровенные мускулистые твари, кое-кто — с дополнительными улучшениями. Фантазия кинопата поработала на славу — мы видим щупальца, мандибулы, крылья и ядовитые хвосты.
Из всего этого великолепия нам нужно выбрать четырех лучших. Выбираю я, а директору остается только поставить свою подпись на договоре. Джек, Найда, Ким и Русалка — всех их сейчас погрузят в стазис-ящики, чтобы они не утомились раньше времени, а мы пройдем в сторожку, где нас ждет фуршет.
Когда мы выходим на свежий воздух, директор вздыхает.
— Знаешь, — говорит он мне, — все-таки от этого зрелища у меня на душе неспокойно. Так издеваться над бедными тварями…
— Раньше травили на вертолетах, — обрываю я его на полуслове. — Поверьте, Виктор Валентинович, собаками лучше. Безопаснее, и меньше риск повредить Ребра.
— Что? — переспрашивает он. — А, Ребра! Да, Ребра — это самое главное.
Но видно, что мысли его — о другом.
После обеда нам приносят метрику.
Савосин, Михаил Николаевич, 1996 года рождения. Возраст — 44 года. Концентрация волюнтарина — 74 %. Рост — 58 метров. Вес — 31, 6 тонн. Активные Ребра — 4 и 5. Предполагаемая масса Ребер — 118 кг.
— Негусто, — говорит Шебаршин, старший Охотник, с которым я не в ладах. — Сто восемнадцать с такой туши — это почти оскорбление.
— А вам бы второго Костромского Великана, да? — спрашиваю я. — Чтобы опять — танки, В-излучатель, авиация?
Шебаршин морщится.
— Нет, ну зачем же сразу Костромской? Мне бы обычного, а не эту мелочь…
Больше он не говорит ничего, и все же я вижу — профессиональная гордость его задета. Так всегда и бывает, когда упоминаешь при Охотнике о Костромском Великане. О, что это было за чудовище! Двести человек едва могли окружить его след, ударом кулака он расплющивал танк, а из груди его, развороченной кумулятивным снарядом, извлекли четыре тонны драгоценных Активных Ребер! Глядя на его скелет, хранящийся в Дарвиновском музее, и теперь трудно поверить, что это не какое-то мифическое создание, а безвестный Петр Васин, концентрация волюнтарина — 97 %.
Кое-что, правда, так и осталось непонятным: почему, в отличие от прочих В-измененных, он не утратил своей памяти? Что он хотел обнаружить в Квадрате Вторжения — там, куда пробивался с таким упорством? Агентство молчит, Охотник, прикончивший Великана — кажется, это был француз, то ли Жерар, то ли Жорж — давно вышел на пенсию и столько, говорят, вкачал в себя волюнтарина, что от одной творящей мысли приходит в экстаз. Тайна на тайне — однако же, работа наша продолжилась и после Великана, и будет продолжаться еще долго.
Если посмотреть статистику, за год мы имеем пятнадцать случаев В-изменения, до стадии тотального разрастания из которых добираются когда четыре, когда три. Дело здесь, разумеется, в общедоступности волюнтарина — продается он в каждой аптеке, разбавленный, но все же действенный. «Три капли после обеда», — советует участковый терапевт, — «и думайте о хорошем. Организм все сам сделает». Обычно и вправду делает, но бывает иначе.
Бывает и так, что процедура дает сбой. Приклад моего ружья — я зову его Варенькой, в честь дочки, царство ей небесное — сделан из бедренной кости Натальи Осиповой, концентрация волюнтарина 74 %. Затравили мы ее по свежему следу, и двух дней не потребовалось, а как отделили голову, она глаза открыла и все вспомнила.