— Как это — не можете? — удивился я. — А как же…
— Без как же! Сказано — не можем, значит — не можем. Ну, не прессы это дело, понимаете, не пре-ссы!
— А чье же?
— Ученых из Института! Это пусть они с шарами разбираются, а нам своих забот хватает! Вы не поверите, но от меня требуют, чтобы я напечатал материал Каркасова! Каркасова, вы только подумайте! А вы его читали?! — он почти визжал. — Читали вы его?!
— Нет, — смутился я. — не читал.
— А почитайте! — редактор сунул мне в руки ворох скомканных листов. — Почитайте и подумайте, можно ли такое печатать? Это же черт знает что!
— Хорошо, — я взял бумаги. — Я обязательно прочитаю. Но скажите мне, пожалуйста, как вы узнали о шаре? Я, собственно, не в претензии, событие это и вправду замечательное и интересное для науки, но как? Я просто хочу сказать, что единственными свидетелями его появления были я и моя жена…
— Все вопросы к Цатурову! — отмахнулся от меня редактор. — Это его материал. Адрес спросите в приемной. Все, мне некогда, до свидания.
Я вышел из кабинета редактора несколько ошарашенный. Какой еще Цатуров? Воистину, это происшествие приобретает все более странный оборот. Я попытался обдумать события, что уже произошли. Итак, сперва была крохотная черная точка, которая за ночь превратилась в шар размером с футбольный мяч. Затем была моя ссора с Машей, которая кончилась тем, что я ударил ее молотком по голове. Странно, но даже теперь я об этом не жалел. Поступок казался мне правильным. Что еще? Я спрятал тело в шар — это был первый раз, как я с ним взаимодействовал.
В приемной я взял у секретарши адрес Цатурова. Делать мне все равно было нечего, и я отправился прямо к нему.
Цатуров жил в старом квартале, который после войны строили пленные немцы. Дома здесь были ветхие, двухэтажные, а обитали в них преимущественно старики. Возле подъезда, где была квартира Цатурова, я увидел разбросанные по земле еловые ветки.
— Кто-то умер? — спросил я мужика, сидящего на лавке.
— Ну да, — кивнул тот. — Журналист, молодой еще. Только вчера еще живой был, а сегодня — все! Эх, вот оно как бывает.
— А отчего он умер? — спросил я.
— Сердце, — сказал мужик.
Я вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру Цатурова была открыта, и туда-сюда сновали люди.
— Вы к кому? — спросила меня пожилая женщина. — Неужели к Гришеньке? — и залилась слезами. — Нету Гришеньки, умер мой сокол ясный!
— Антонина Григорьевна, успокойтесь, — попыталась утешить ее девушка в кожаной куртке. — Вы знакомый Гришин, да? — спросила она меня.
— Очень жаль, но Гриша только что скончался.
— Мои соболезнования, — сказал я. — Могу я взглянуть на тело?
Девушка посмотрела на меня настороженно.
— Поймите меня, — сказал я. — Мы с Гришей были близкими друзьями.
— Хорошо, — сказала девушка. — Только недолго, а то сейчас «Скорая» приедет.
Я вошел в квартиру и прошел в комнату. Труп лежал на диване, укрытый одеялом. Цатуров был молодой человек лет двадцати пяти, с редкими волосами и заячьей губой. В смерти лицо его побелело, нос заострился. Ниточка оборвалась — я ничего не мог от него добиться. Я попрощался с Антониной Григорьевной и вышел на улицу.
Пошел дождь. Я укрылся под навесом автобусной остановки. Мне было тоскливо, домой я возвращаться не хотел. Я не боялся шара, но мне было не по себе оттого, что я не понимал его. Рядом со мной присел человек. Я повернулся — и оторопел.
Это был Цатуров — то же лицо, но розовое, живое.
— Сигаретой не угостите? — спросил он.
Я пожал плечами — давно уже не курю.
— Хорошо, — сказал он. — Видели этот спектакль? Ну, молодцы, а?
— Кто молодцы? — спросил я. — Что это все значит?
— Хотел бы я знать, — ответил Цатуров. — Но хорошо стараются — и Варенька, и Антонина Григорьевна! Знали бы они, что это Борька Рябов у них там мертвый валяется!
— Какой еще Борька Рябов?
— Борька Рябов — мой сосед, — пояснил Цатуров. — Я его вместо себя оставил, ну, чтоб самому не помереть. Борька все равно алкаш, с его-то циррозом два месяца всего осталось. Вот он и помер, понимаете?
— Нет, — сказал я. — Ничего не понимаю. Объясните.
— Я бы рад, да не знаю как. Верите, голова кружится от радости! Жив остался, жив! Нет, для них-то я умер, но для остальных, для целого мира — жив! Тут в чем дело: теперь им понадобится какое-то время, чтобы разобраться.
— В чем?
— В том, кто есть кто, — сказал Цатуров. — Видите, Борька Рябов — это, в принципе, тот же я, только неудавшийся. Сбой в процессе обновления, все такое…