— Очень хорошо, — перебил я. — В любом случае, рад за вас. Но объясните, пожалуйста, как вы узнали о черном шаре?
— Что? — переспросил он. — Шар? Так вы Кисловский, да? Очень приятно. Ардлак Цатуров, — протянул он мне руку, — корреспондент «Проводника». Ардлак — это после обновления, а раньше был Григорий. Знаете что, Кисловский? Давайте не будем говорить на остановке. У вас есть деньги? Пойдемте в пивную, она тут поблизости. Там и поговорим.
Мы пошли в пивную. В этот час там никого не было, и мы сели за столик в углу.
— Шар, Кисловский, это, в сущности, ерунда, — начал Цатуров. — Он повисит и исчезнет, такое уж у него занятие. Куда хуже другое — оказалась запущена весьма неприятная цепь событий, очень неприятная, да.
— Стоп, — прервал я его. — Сперва скажите, как вы узнали о шаре.
— Как узнал? — сказал Цатуров. — Да очень просто. Мне позвонил профессор Каркасов — это мой бывший преподаватель из Института. Он сообщил мне о том, что в вашей квартире появился шар и предупредил, чтобы я в тот день не ночевал у себя дома. Кстати, — спохватился он, — надеюсь, вы ничего в этот шар не засовывали?
— Боюсь, что засовывал, — сказал я. Почему-то Цатурову я ничуть не боялся сказать о совершенном мной убийстве. — Вчера вечером мы повздорили с женой — в последнее время мы были не в ладах — и я не рассчитал сил…
— Понимаю, — сказал он неожиданно спокойно. — Я не осуждаю вас за ваш поступок — я и сам подставил вместо себя другого человека. Ваша жена — вы поместили ее внутрь шара, так ведь?
— Да, — сказал я.
— Что ж, если верить Каркасову, надо ждать всего, чего угодно. Видите ли, вы нарушили определенное правило. Я не могу сформулировать его точно, но в шар ничего засовывать нельзя. Это недопустимое действие. Рано или поздно вам это аукнется. Или не только вам — здесь ничего нельзя знать наверняка. Вы совершили вторжение, понимаете?
— Какое еще вторжение? — спросил я. — Вторжение куда?
— Неизвестно, — пожал плечами Цатуров. — Никто ведь не знает, что такое этот шар. Каркасов тоже не знал, хотя у него имелись некоторые предположения. Во всяком случае, он рассчитал время и место появления шара, а это уже кое-что. Плюс: вас не насторожила собственная реакция на шар? А реакция других людей? Не насторожила, нет?
— Нет, — сказал я и в тот же миг понял: а ведь это действительно странно. Почему и я, и Маша, и Савельич, и шеф, и редактор, да и весь город, похоже, воспринимают шар, как нечто само собой разумеющееся? Конечно, его собираются изучать, и даже статья в газете появилась с заголовком «СЕНСАЦИЯ!», но подлинной-то сенсации нет. Всем как-то все равно — есть шар, нет его. А ведь черный шар, висящий в воздухе — это не шутка, сказал я себе и похолодел: выходит, целую ночь я провел наедине с тем, чему в человеческом языке и названия нет?
Нет, решил я, теперь в свою квартиру я точно не вернусь. Буду ночевать в отеле, пока не кончатся деньги, потом пойду к знакомым. Пусть эти ученые исследуют шар, если хотят.
— Кстати, — спросил я. — Вы сказали Каркасов, да? У меня есть его заметка, материал, который не хотел опубликовывать ваш редактор…
— Что? — удивился Цатуров. — Можно посмотреть?
— Пожалуйста, — я протянул ему бумаги.
Цатуров схватил их и стал читать.
— Да, — сказал он. — Все, как я и думал. Это разоблачение. Допекли старика.
— Кто? — спросил я.
— Да коллеги из Института. Институт — слышали, наверное? Я его заканчивал. Паршивое местечко в плане людей — сплошь карьеристы и стукачи. Каркасова они травили дай Боже, вот он и рассердился. А кто бы на его месте иначе поступил? Хотя неосторожно, да, это факт. Ну, теперь за него возьмутся.
— В смысле — возьмутся? — спросил я. — Неужели его убьют?
— Нет, — сказал Цатуров. — Зачем такие ужасы? Просто засунут в черный шар — по договоренности понимаете. Ну, и будет он снова, как раньше.
— Ничего не понимаю, — сказал я. — Я уже совсем запутался. Вы можете мне ясно объяснить, что происходит?
— Нет, — сказал Цатуров. — Я, видите ли, сам ничего не понимаю. Можно я оставлю у себя заметку? — попросил он.
— Лучше верните, — сказал я. — Мне бы хотелось ее прочитать. В конце концов, ее дали мне, а не вам.
— Кому ее дали — это не имеет никакого значения! — неожиданно резко сказал Цатуров. — Заметка останется у меня. Мне она нужнее.
— Я бы попросил вас отдать ее мне, — сказал я, вставая.
Взглянув мне в глаза, Цатуров съежился. Что он там увидел?
— А вы пойдете дальше других, — сказал он. — Другие и жену не убивали, и в редакцию не ходили. Сидели и ждали, пока вырастет.